— Ни черта не видно. Я сейчас потеряю тебя, — звал американец.
— Держимся вместе.
Но как трудно было отыскать друг друга в этом непроницаемом дыму!
— Я здесь, иди на мой голос! — кричал Галицкий и шел, расставив руки в стороны.
Однако каждый раз руки ловили пустоту, а голос Ричарда уже звучал из-за спины. Наконец мужчины просто столкнулись.
— Ты здесь. Как я рад!
О существовании Ямадо они уже успели забыть, а тут вспомнили.
— Как там наш японец? Уцелел ли? — спросил американец.
— У каждого своя судьба. Идем.
Они пробирались в дыму. Внезапно тростник перестал хрустеть.
— Мы вышли из зарослей? — спросил Ричард.
— Похоже на то, — прозвучало в ответ, и тут же Галицкий закашлялся, сел на корточки, его буквально выворачивало наизнанку. — Сил уже нет. Сколько осталось до заката? Когда наступит темнота?
В тюрьме принято отбирать у заключенных часы. Ведь возможность знать время дает чувство определенной свободы. А задача тюремщиков — внушать сидельцу ощущение полной беспомощности.
Ричард помог Галицкому подняться. Они пошли. Дым стал стремительно редеть.
— Это ветер сменился, — успел проговорить Николай.
Последние облака дыма рассеялись. Метрах в двухстах от них стоял грузовик. Чуть поближе — солдаты с карабинами. Стволы смотрели на беглецов. За спинами солдат виднелся Ихара и стоящий на коленях с опущенной головой Ямадо.
Ричард лишь обозначил движение — собирался рвануть назад, в дым, но прозвучал выстрел. Пуля вошла в землю совсем рядом. Солдат показал жестом, что его сосед специально выстрелил мимо. Следующая пуля попадет в цель.
Николай и американец переглянулись.
— И на этот раз мы проиграли, — тихо произнес поручик. — Попытаемся вернуться в дым?
— Умереть мы еще успеем, — ответил Ричард, опускаясь на колени и поднимая над головой руки.
— Вот же черт, — пробормотал Николай, ему тоже не хотелось умирать прямо сейчас, тем более в одиночестве.
Ихара смотрел на пойманных благодаря его находчивости беглецов. В душе ему хотелось прямо сейчас расправиться с ними. Бить, колотить прикладами, переломать руки и ноги, а потом проехаться по головам грузовиком. Но традиции «Отряда 731» требовали от него другого. Злость, гнев, обращенные к заключенным, превращали их в людей. А они обязаны были чувствовать себя «бревнами». Их прошлое не имело значения, для них существовало только настоящее. Будущего же не просматривалось. Так, домашняя свинья существует лишь для того, чтобы ее потом убили и съели, иная судьба ей не уготована. Вот разве что сбежит и спрячется в горах, но тогда она уже не домашняя свинья.
— Встать, — спокойно скомандовал Ихара.
Говорил он специально без эмоций, словно иного финала у побега и быть не могло, словно он сам все предвидел и постоянно держал процесс под контролем. Он не опускался до запугивания «бревен». Мол, если еще такое повторится, вам отрежут головы. Нет, Ихара был хорошим психологом, он не делал того, чего от него ждали заключенные.
— Собрать трупы и погрузить их в машину.
Измотанные, обессилевшие, промокшие и грязные Ямадо, Николай и Ричард брели за грузовиком, за ними следовали двое конвойных. Впереди на снегу виднелся раздавленный грузовиком очередной китаец. Несчастному автомобиль проехался колесом по голове. От лица ничего не осталось. Вытекшие мозги блестели на льду.
— Зачем они заставляют нас собирать трупы? — спросил Ричард. — Неужели не хотят бросать их в степи на растерзание шакалам? Я в такие штучки не верю.
— Отчетность у них на должной высоте, — недовольно отозвался Галицкий. — Да и органы пригодятся. Голова раздавлена, а сердце целое.
Ричард покосился на мертвое тело, зрелище было не для слабонервных, он еле сдерживал порывы рвоты.
— Потерпи, это последний, — напомнил Николай.
Он взял тело за руки, американец за ноги. Общими с Ямадо усилиями затолкали его в кузов грузовика.
— В машину! — скомандовал один из конвоиров.
Автомобиль бросало на мерзлой земле, отчего трупы постоянно перемещались в кузове, наваливались на живых. За пологом уже смеркалось. Двое конвоиров не спускали глаз с пленников.
В «отряд» прибыли, когда было уже совсем темно. Корпуса светились ярким электрическим светом. Машина остановилась у соседнего с корпусом «ро» здания.
— Кажется, нас не собираются возвращать в камеры! — прикинул Николай.
— Не удивлюсь, если сразу отправят в крематорий, — невесело пошутил Ричард.
— Такого тут не практикуют. «Бревна» они сначала используют и только потом сжигают.
Автомобиль Ихара уехал. Галицкого, Ричарда и Николая еще раз заставили таскать трупы, на этот раз их загрузили в вагонетки. Узкие рельсы проходили по коридору здания. Грохотали стальные колеса по рельсам. Пленники толкали перед собой вагонетки с неприкрытыми телами. Звуки разлетались в гулком бетонном коридоре. Рельсы заворачивали к металлической двери. Охранник открыл ее, сделал жест, словно предлагал пройти в ад.
Галицкий знал, что впереди секционная, но решил не предупреждать Ричарда. Время позднее, в ней, возможно, никто сейчас и не работает. Все помыто, стерильно, никаких следов крови, отрезанных конечностей. Но, к сожалению, он ошибся. Работа там была в самом разгаре. Хирург вскрывал тело, но не мертвое, а живого человека. Бедняга был жестко зафиксирован ремнями на операционном столе. Ремней было много, они через каждые пятнадцать сантиметров обхватывали руки и ноги. Один придавливал шею. Чтобы несчастный не мешал работать своими криками, рот ему заклеили пластырем. Потому он только издавал что-то вроде мычания.
— Не смотри туда, — прошептал Николай.
— Он же живой, — изумился Ричард.
— Пока еще живой.
Хирург деловито раскладывал на простыне рядом с подопытным его внутренности, с любопытством их рассматривал.
— Зачем это им? — Ричарда мутило.
— Не спрашивай. На такие вопросы не существует ответов.
Они подкатили вагонетки к ряду столов, перегрузили трупы. Николай обернулся и увидел, как хирург взрезает и раскрывает грудину. В груди у подопытного, потерявшего сознание от болевого шока, часто сокращалось сердце.
— Не смотри туда, — посоветовал он американцу.
Тот и сам не мог заставить себя повернуть голову. Ведь все, что творилось с несчастным, могло произойти и с ним… Вагонетки закатили в помывочную. Беглецов, как и транспортные средства, мыли просто из шланга. Тугая струя ударяла в уставшие тела, валила на пол. Приходилось выставлять перед собой руки, чтобы защищаться от сильного напора, разбивать струи.
Измученных, униженных, еле живых беглецов наконец препроводили в камеры. У Николая даже не осталось сил, чтобы снять мокрую одежду, он повалился на топчан и забылся сном. Но посреди ночи ему стало холодно, и он проснулся. Его мучили воспоминания сегодняшнего дня. Особенно терзали те моменты, из-за которых беглецов постигла неудача. В первую очередь это улетевший за борт карабин охранника. Всего лишь оплошность, но она стоила стольких жизней, стольких мучений. Будь у них в руках оружие, все бы пошло по-другому.