— Бензин в баке остался? — поинтересовался Ихара.
Для наглядности вольнонаемный охранник завел мотор.
— Судя по датчику, им хватило бы еще километров на десять.
Ихара вслушивался в постукивание двигателя, словно тот мог подсказать ему ответ.
— Куда они могли направиться, бросив машину? — спросил доктор медицины.
Вольнонаемный пожал плечами в ответ.
— Взлетаем, — раздраженно бросил Ихара.
Затея с контролируемым побегом все больше начинала его раздражать. Контроль над убежавшими «бревнами» ускользал сквозь пальцы. Он не имел ни малейшего представления, где сейчас находятся беглецы, чем занимаются, какие у них — вооруженных огнестрельным оружием — планы.
Начальнику отдела даже вспомнились классические японские стихи:
«О время, ты, как песок на морском берегу, утекаешь сквозь пальцы!»
Поэт, живший за семьсот лет до рождения Ихара, как в воду смотрел. Время, отпущенное на установление контроля над беглецами, шло, а их теперешняя судьба оставалась так же туманна, как берег солончакового озера, затянутый дымом пожара.
— Летим дальше, — Ихара заспешил к самолету.
Он вглядывался в степь через остекление кабины. Внизу замаячила черная точка.
— Машина? — спросил Ихара у пилота.
— Похоже, — пилот стал снижаться.
Самолет сделал несколько кругов над замершей в степи машиной с будкой. Вскоре Ихара убедился, что это машина из их гаража — на ней перевозили заказы «Отряда 731» с армейских складов Квантунской армии, расположенных вблизи границы с Монголией. Как знал Ихара, в ближайшее время в ней должны были переправить и вознаграждение для сотрудников «отряда» от командующего Квантунской армией. Нехороший холодок разлился по его телу.
— Идем на посадку, — нерешительно приказал он.
Пилот сел в степи. И вновь вольнонаемные не дали Ихара первому подойти к машине, обследовали ее.
— Там пусто, — доложили наконец ему.
— Совсем никого? — удивился Ихара.
— Там, в машине, находится наш связанный сотрудник. Он в невменяемом состоянии. Мы не знаем, в чем дело.
Ихара выбрался из самолета, подошел к знакомой ему машине, заглянул в будку. Среди разодранных бумажных мешков и перевернутых ящиков лежал водитель, он был мертвецки пьян, сколько ни тряс его Ихара, он так и не смог выдавить из него вразумительного объяснения.
— Что произошло? — спросил он у вольнонаемного.
— Они подперли педаль газа монтировкой и пустили машину в степь. Сколько она ехала, я не знаю.
— Пусть просыпается, — начальник отдела срезал жгут, стягивающий руки водителя за спиной. — Взлетаем.
Ихара не имел представления, как далеко могли уйти беглецы. Единственная надежда оставалась на степь, где каждый человек, как на ладони, да еще на завербованного в группе побега, он должен был найти способ дать знать, где сейчас находятся беглецы.
* * *
Беглецы с тяжелыми мешками за плечами подходили к стойбищу монгольского скотовода. В низине виднелась проклюнувшаяся после зимы и затянувшейся весны зеленая трава. Отара овечек паслась между войлочными юртами.
Хозяин выехал навстречу гостям на мохнатом монгольском жеребце и тревожно смотрел на приближающихся чужаков. Особо его смущал карабин за плечами Ричарда. Однако американец и спас ситуацию. Он сразу же достал деньги. Потрясая в воздухе пачкой иен, он крикнул:
— Нам нужен кров и еда!
Хотя монгол не понял ни единого слова, но вид денег подействовал не хуже гипноза. Гостей, несмотря на их экстравагантный вид, тут же пригласили в юрту.
Николай лежал на ковре в юрте, рдел углями очаг, дочь хозяина подносила ему приготовленный по рецепту Ричарда коктейль — три четверти родниковой воды и одна треть медицинского спирта. Зная местные обычаи, Николай не сомневался, что монгол постарается подложить ему в постель на ночь свою дочь. Живущие в изоляции скотоводы практиковали обновление крови в роду. Стоило Галицкому достать сигарету, как дочь хозяина тут же возникала перед ним, перебрасывая уголек с ладони на ладонь, чтобы дать прикурить.
Другие беглецы нежились на коврах, они уже объелись, обпились.
— Я пойду займусь монастырской гимнастикой, как говорил нам учитель, — Чунто поднялся с ложа. — Он говорил, что нужно говорить с камнями, слушать их.
— Боже, — вздохнул американец, опять эти бредни начинаются.
Тибетский монах вышел на улицу. Николай лежал на ковре, пропуская мимо ушей то, что говорила ему монголка — дочь хозяина.
— У меня такое чувство, что кто-то из нас сливает информацию Ихара, — говорил захмелевший от медицинского спирта Ричард. — Сам посуди, ну откуда они узнали, что мы прячемся на озере? Зачем, не знаю. Постарайся сам ответить на этот вопрос.
В сознании Николая словно молния сверкнула. Он поднялся и вышел из юрты. Ямадо сидел у загона с овцами и что-то чертил палочкой на земле.
— Где Чунто? — спросил Николай.
Ямадо махнул рукой. Галицкий увидел тибетского монаха, тот стоял на возвышенности, поднимал руками белые камни. Держал их, а потом опускал. Поручик решительно зашагал к нему.
— Что ты тут делаешь? — спросил он, глядя на склон возвышенности.
Чунто успел выложить белыми камнями четкий треугольник.
— Занимаюсь монастырской практикой, — прозвучало в ответ.
— Его будет видно с самолета, — прошипел Галицкий. — Ты предавал нас, сдавал Ихара. Зачем?
Монах побледнел.
— Они арестовали моего наставника, сказали, что убьют, если не стану с ними сотрудничать.
Мужчины сцепились, покатились с возвышенности. Они кусали друг друга, пытались душить. Со стороны юга в небе показался легкомоторный самолет, он прошелся над возвышенностью с выложенным на склоне треугольником, заложил вираж и вернулся к стойбищу.
— Урод, — хрипел Галицкий, подминая под себя монаха. — Как ты мог, мы тебе доверяли?
— Они захватили моего наставника, — Чунто передумал сопротивляться, он обмяк и целиком отдал себя в руки Галицкому.
Это и решило его судьбу. Николай не мог убить сдавшегося.
— Пошел прочь! — крикнул он, отталкивая монаха.
Тибетец покатился по склону. В пылу схватки Николай не услышал в небе стрекот пропеллера. Легкомоторный самолет заходил на стойбище.
— Что происходит? — подбежал к поручику Ричард, он смотрел вслед убегающему монаху.
— Потом объясню, уходить надо. Он нас предавал.
Самолет прошелся над самыми головами беглецов. Ямадо уже выскочил из юрты и смотрел в небо.
— Нам нужно три хороших коня, — втолковывал хозяину-монголу Николай. — Три, — он выбросил пальцы. — И седла!