Не внял добрым советам — так в итоге и приключилось.
— Слушай!.. — не вынес Мурыгин. — Но это унизительно в конце концов — за шкирку! Ты ещё мяукать начни, с бантиком на верёвочке начни играть… А как же, прости за напыщенность, человеческое достоинство?
— Чего-чего?.. — не поверил своим ушам Костик. Оглянулся, уставился изумлённо. — А когда из тебя долги вышибали, где оно было, это твоё человеческое достоинство? За шкирку! Тебя там, думаю, даже и не за шкирку брали…
Мурыгин поперхнулся. О том, как из него вышибали долги, он бы предпочёл не вспоминать вообще.
— Или вот работал ты в газете, — с неспешной безжалостностью продолжал Костик. — Был ласков с начальством. Редактору подмурлыкивал, заведующему отделом… Потом нашкодил не там, где положено, и вышвырнули тебя на улицу… Скажешь, не так?
— Не так! — сказал Мурыгин. — Я тогда на принцип шёл!
Костик всхохотнул.
— Ну да, ну да! Раз пострадал, то, значит, за правду… Знаешь, не удивлюсь, если выяснится, что кошки тоже шкодят из принципа. Ну а как насчёт Раисы, свет, Леонидовны?.. Она-то тебя за что вышвырнула? Тоже за правду пострадал или всё-таки нашкодил?..
Мурыгин хотел встать, но Костик его удержал.
— Серый… — проникновенно молвил он. — Пойми, каждый из нас в какой-то степени кот… Вот ты, например, меня сегодня утром у колодца носом в пасту натыкал… Я ж не обижаюсь!
Сергею Арсентьевичу стало неловко. Вставать раздумал.
— Что-то жрать хочется, — сообщил он, расстёгивая сумку. — Ты как?
— На подножном корму, — с достоинством ответствовал Костик. — Полна миска деликатесов…
— Правда, что ль, деликатесы? — усомнился Мурыгин.
Стоеростин тут же сходил к пеньку, принёс образцы для дегустации. Мурыгин, посомневавшись, принял из рук друга увесистый багровый отросток, пахнущий копчёностями, отведал с опаской… Да. Это не пища. Это снедь.
— Всё на вкус одинаково?
— Чёрное было всё одинаково. Вроде отбивной… А подлизываться начал — сам видишь: и цвет разный, и вкус… Не знает уже, чем угодить. Малиновую попробуй…
Мурыгин попробовал. Нет, малиновая, пожалуй, на десерт.
— Ладно, убедил. Только подожди минутку. Сейчас вернусь… — И Сергей Арсентьевич поднялся с пригорка, прикидывая, за которое дерево отлучиться.
— Ящичек — там, — глуховато сообщил Стоеростин и ткнул пальцем куда-то в сторону осиновой рощи.
— Ящичек? — не понял Мурыгин.
— Туалет, — отрывисто пояснил Костик. Лицо его снова стало сумрачно, чтобы не сказать, угрюмо. — Горшочек. У рощи ложбинка, а в ней вроде как дымок такой по дну стелется… сероватенький… Вот только туда. И никуда больше.
Обед был изобилен и упоителен. Они гурманствовали, они выбирали отростки различных оттенков и сравнивали на вкус, они закатывали глаза и щёлкали языком.
— Мяу… — жалобно произнёс кто-то неподалёку.
Обернулись. В пяти шагах от палатки сидела склонная к полноте кошечка щучьей расцветки и взирала на них, словно бы вопрошая безмолвно: «Есть ли у вас совесть или хотя бы окорочок?» Приметная кошечка — с двумя рыжими подпалинами на загривке.
Костик отломил и бросил.
— Зря, — сказал Мурыгин. — Приучишь — повадятся. Весь пенёк объедят…
Изнемогающая от голода кошка понюхала угощение, брезгливо передёрнула шкуркой и негодующе потрясла задней лапой. Только что не прикопала.
— Ну знаешь! — возмутился Костик. — Будешь тут ещё… изображать… — Затем его осенило. — А-а… Жратва-то, выходит, растительная, если кошки нос воротят…
— А огурцы лопают, — возразил опытный дачник Мурыгин. — Прямо со шпалеры. Снизу подъедают. Приходишь утром — болтается пол-огурца. Как фрезой срезано… Знаешь что? У меня там консервы в сумке… Не отвяжется ведь!
Стоеростин сходил за банкой сардинок, принялся вскрывать. Киска обезумела и с жаждущим воплем полезла под нож. Она уже не мяукала, а блеяла. Пришлось её отбрыкнуть. А по травянистой дороге, воздев хвосты, галопом неслись на звук зверей пять — вся банда.
— Так… — сурово сказал Костик и, продолжая орудовать ножом на весу, двинулся им навстречу. Окружённый и чуть ли не увешанный кошками, он одолел треть расстояния до овражка и поставил банку на землю. На том месте, куда он её опустил, вскипел мохнатый бурун.
— Порядок, — заверил Стоеростин, вернувшись. — Харчимся спокойно — миске нашей ничто не угрожает. Разве что коза какая-нибудь забредёт…
— А вот интересно, — сказал Мурыгин. — Они его видят?
— Кошки-то? Очень может быть… Есть у меня, Серый, такое чувство, что если мы посмотрим их глазами, то очутимся даже не на другой планете, а в другом измерении…
— А он?
— Что он?
— Как он к нам относится? Так же, как мы к ним?
Уловив в голосе Мурыгина трагическую нотку, Костик глянул искоса и рассмеялся.
— Дорогие мыши, — сказал он. — Как хотите, чтобы с вами поступали кошки, так и вы поступайте с ними… — Сладко потянулся, зевнул. — Кстати, а не вздремнуть ли нам?.. После сытного обеда по закону Архимеда…
* * *
Они вынули из палатки драный клетчатый плед, однако, стоило возлечь, как под спины мягко подсунулось нечто невидимое — и оба оказались вознесёнными на полуметровую высоту. Мурыгин от неожиданности охнул, дёрнулся, после чего ему успокаивающе огладили пузико.
Нет, это уже слишком! Сергей Арсентьевич мысленно проклял себя и тот миг, когда он, поддавшись соблазну, принял угощение из миски. Стиснул зубы, скосил гневный глаз на Костика. Тот спокойно лежал на спине и глядел во влажно-синее мартовское небо.
— Знаешь такую легенду? — задумчиво молвил он. — Как кошка спала на плаще Магомета…
Мурыгин буркнул, что нет.
— Магомет сидел размышлял, а кошка спала. Ему уже уходить пора, а она всё спит. Ну и, чтобы не будить кошку, отрезал он край плаща и так ушёл…
— И что?
Ответ последовал не сразу. Устремлённые в небо глаза Костика были почти мечтательны.
— Сильно подозреваю… — сообщил он как бы по секрету, — что кошка просто притворялась спящей…
Услышанная притча при всей своей многозначительности нисколько не обрадовала Сергея Арсентьевича.
— Но гордость-то какая-то быть должна!.. — взвыл он.
— Тебе есть, чем гордиться? — удивился Костик.
— А тебе?
— Мне — нечем.
— Ах нечем?.. — Мурыгин задохнулся. — Ладно… Твои проблемы! Юродствуй дальше… Но ты — человек! Стало быть, как ни крути, а представитель человечества! И вот уж тут, будь добр…