— Да погоди ты… — беспомощно проговорил дядя Семен, осторожно потрагивая женщину за плечо. — Ну как это — хоть бы что?.. Он и запил‑то — сразу после похорон! Да еще, оказывается, на кресте ее повеситься грозился! Значит, любил…
Отражение Ирины Полупаловой усмехнулось, вернее — вздернуло по‑звериному верхнюю губу.
— Много вы знаете! — бросило оно. — Запил он! Конечно, запил — как меня в зеркале увидел!..
После этих слов стало очень тихо.
— Где распорядитель? — взвизгнул внезапно Арчеда. — Какого черта?! Почему этот придурок всегда смывается в самый нужный момент?..
— А ну‑ка уверни звук! — прикрикнул дядя Семен. — Еще ты нам тут истерику не закатывал! — И снова повернулся к Ирине. — Он что же, зеркало занавесить забыл?
— Занавесил, да плохо, — равнодушно отозвалась она. — Дырку оставил…
Дядя Семен глядел на нее — и кивал. Лицо его обрюзгло от жалости.
— Дальше‑то что делать собираешься?
Ирина не ответила.
— А Тамарой почему назвалась? Истриной…
Дернула плечиком:
— Так… по глупости… Первое, что на ум пришло…
По тускло отсвечивающей стенке павильона гуляли радужные отсветы. На бирже происходил мощный всплеск — и размывшийся бок радужного шара клубился подобно гигантской стае пестрых тропических птиц. Зрелище, конечно, грандиозное, далеко не каждый день такое увидишь, а тут никто даже головы не запрокинул. Не до того было.
— М‑да… — с прискорбием молвил наконец дядя Семен. — Значит, решила еще раз Ваську пугнуть… А о себе подумала? Про нас я уже не говорю… Ну, в прошлый раз он сам подставился, тут с тебя спроса нет… А теперь?
Женщина молчала.
— Да плюнь ты на него! Сколько ему осталось жить, Ваське твоему? Ну, тридцать лет, ну, сорок… Неужели так трудно подождать каких‑нибудь сорок лет?
— Не собираюсь я его пугать… — враждебно отозвалась она. Голос ее звучал надломленно, и опять прорезалась в нем давешняя едва уловимая картавинка. — Думала, пережила уже… Хотела все сначала начать, на биржу подалась… А там — он! — Кивок в сторону оторопело заморгавшего Арчеды. — Болтал‑болтал… про себя, про труппу… Есть, говорит, у нас такой Василий Полупалов…
Отражение Леонида Витальевича стояло, впечатав ладони в грудь и приподняв плечи. Дескать, ни сном ни духом! Откуда ж я знать‑то мог!..
— Ой, не верю я тебе, девонька, ой, не верю… — молвил нараспев дядя Семен. — Знаешь, сколько на бирже отражений толчется? Миллиарды… И надо же! Встречается тебе — совершенно случайно! — именно та персоналия, что работает в зеркале твоего бывшего муженька! А зеркало, что характерно, новенькое. То есть в лицо тебя там не знают… Во совпадение, а?..
— Э‑э… почему бы, собственно, и нет? — робко проблеял Леонид Витальевич.
— Хорошо! Совпадение! — бодро согласился ветеран. — И что интересно: происходит все это не раньше, заметь, и не позже, а в тот самый день, когда Тамара Истрина ловит на улице Ваську и тащит к себе домой! Опять совпадение?..
Ирина Полупалова медленно повернулась к дяде Семену.
— Он все‑таки с ней?.. — не веря, спросила она, и голос ее дрогнул. — После всего?.. Подонок! Так я и знала!..
В следующий миг ее уже не было — взметнулась и растаяла в серых пространствах.
— Тьфу, старый дурак! — выругался в сердцах дядя Семен. — И черт меня за язык дернул!.. Главное, почти охмурил уже…
В глубоком унынии маленькая труппа вновь расположилась за доживающим последние дни полупрозрачным отражением кухонного стола. Столешница вся — в проталинах, ножки — того и гляди разломятся.
— В ресторан, небось, на гастроли не вызовут… — со вздохом промолвил Василий, явно думая о другом.
— А!.. — с отвращением откликнулся Леонид Витальевич (тоже весь в каких‑то иных мыслях). — Ресторан! Нашел, о чем вздыхать! Зеркала там — хорошие, ничего не скажу, а состав — шантрапа! Так отразят, что мама родная не узнает… Но, конечно, работенка у них — не позавидуешь… — помявшись, вынужден был добавить он. — Посетители‑то — приходят, уходят… За день, бывало, рыл десять скорчишь… одно другого краше…
Умолкли. Радужные блики скользили по стене павильона все медленней — всплеск активности на бирже очевидно миновал свой пик и шел на убыль.
— После гражданской войны безработица сильная была… — ни с того ни с сего сообщил вдруг Василий со сдержанной грустью. — СтеклА‑то много побили… Устроился я в подпольный дом свиданий. А куда денешься — в чем‑то отражаться надо! Зеркало в номере… Вот ты не поверишь, Лень: рябое, волнистое, да еще и вогнутое чуток… Так я в нем не то что десятерых — рыл по двадцать в день делал, если не больше… Мастер на все рожи! Вся, считай, клиентура моя была…
— Погоди‑погоди… — сообразив, прервал его Арчеда. — Клиентура — это в смысле… Ты что же, получается, сразу двух отражал?
— В таком зеркале? Запросто! Тем более — в постели… Что там отражать? Так, бывало, переплетутся — уже и сами не знают, где у них чего… — Снова затосковал, пригорюнился. — Эх… Неужели опять на биржу, а? Только‑только устроились, жизнь стала налаживаться…
С недобрыми предчувствиями все четыре персоналии покосились на тускло‑радужный шар.
— Странно, ей‑богу… — сказал Арчеда, спеша увести разговор подальше от болезненной темы. — А у меня вот после гражданской с трудоустройством даже и проблем не возникало… Вся интеллигенция в западные зеркала схлынула, мест — навалом…
— А сам чего же?
— Что мне там делать? Нет уж! Здесь отразился — здесь и останусь…
Следует заметить, что для персоналии сменить национальность обычно труда не составляет. В принципе ничто не мешает вчерашнему отражению африканского негра возникнуть завтра в одном из зеркал Санкт‑Петербурга белым человеком. Но это скорее будет исключение. На бирже давно все схвачено, и в чужую тусовку влезть не так‑то просто. Кроме того, распорядители предпочитают принимать на работу тех, кто уже хорошо знаком с отечественной мимикой, жестикуляцией и шевелением губ. Быть русским в нашей с вами реальности — это, как известно, судьба, а по ту сторону зеркала — не более чем амплуа.
— А может, и зря мы с вами дергаемся… — раздумчиво проговорил дядя Семен. — Если бы Иришка эта захотела (в смысле — персоналия ее), она бы нас еще три месяца назад вычислила. Сразу как только зеркало повесили… Вот вбили мы себе в голову, что мания у нее…
— Ты в этом сомневаешься? — буркнул Арчеда.
— Сомневаюсь, Леня, теперь уже сомневаюсь. Знаешь, что, мне кажется, ей было надо? На Васькино отражение посмотреть…
— Зачем?
— А ты прикинь самое простое: отомстила баба — и успокоилась. Решила жить дальше. Подалась на биржу. А там ей говорят: «Слышь, девонька! Да у тебя вон левая бровь поплыла… Это что за товарный вид такой? Нет, уж ты пойди сперва марафет наведи…» А как его наведешь, если оригинал твой полгода назад помер?.. Значит, что? Значит, надо найти Ваську, посмотреть на него, вспомнить, какая он сволочь, зарядиться старой ненавистью, а потом — можно уже и на биржу…