— Слышь… — проскрежетал он, остывая. — Появится этот древний пластический грек — передай ему…
Страшно даже помыслить, что бы сейчас такое выговорил для передачи дяде Семену уязвленный Василий, но в этот миг вновь послышался сердитый приглушенный голос распорядителя:
— Полупалов, кончайте трепаться! Ваш выход…
Вернулся дядя Семен быстро, как и обещал. К тому времени Василий Полупалов, обессиленный долгим запоем, бурной ночью и чрезмерными физическими нагрузками, изнемог и уснул, упав поперек незастеленной кровати. Что же касается хмурого его отражения, то, покинув павильон, оно сидело теперь за тающим помаленьку столом и недоверчиво слушало сбивчивые объяснения коллег.
При виде дяди Семена все смолкли.
— Вот так‑то, ребятки… — сказал он. — Чутье меня еще никогда не обманывало. Истрина ее фамилия. Истрина.
Напряженная тишина сменилась оторопелым молчанием.
— Ничего не п‑понимаю… — заикаясь, выговорил наконец Арчеда. — К‑как Истрина? А эта рыженькая тогда кого отражает?
— Боюсь, уже никого, — покашливая и хмурясь, отозвался дядя Семен. — Внешность ее, конечно, я там обрисовал… в общих чертах… — Приостановился, вздохнул, посуровел. — Хотите верьте, хотите нет, но из всей этой бывшей компании так выглядела только вторая Васькина жена Ирочка. Рыжеватая, бледненькая, хрупкая…
— Покойная? — гримасничая, спросил Леонид Витальевич.
— Вот именно, — угрюмо отозвался дядя Семен. — Так что, выходит, самым догадливым из нас оказался Егор. Да уж, беда — откуда не ждали…
— Оповестить по аукалке! — ахнул незримый распорядитель (он тоже принимал участие в разговоре).
— И что это даст?
— То есть как? — В голосе распорядителя звучал страх. — Семен! Очнись! Да если она проникнет в павильон, он же зеркало грохнет! Мы тогда все без работы останемся! Все! И я в том числе!
— Почему в прошлый раз не проникла?
— Да потому что там Василия не было! Неужели непонятно?
Ветеран подумал.
— Нет, оповестить, конечно, недолго… — молвил он. — А толку? Какие к ней могут быть претензии? Где вообще сказано, что персоналия имеет право принимать только облик живых людей?
— А предыдущее зеркало? Само разбилось?
Дядя Семен поморщился:
— Да не горячись ты… Там тоже дело темное. Ну сам подумай: если бы эта рыженькая тогда незаконно в него влезла — духу бы ее сейчас не было в зазеркалье! А она здесь. Стало быть, ничего такого не натворила…
— Ждать, пока натворит?.. — Конец фразы как‑то смазался — распорядитель метнулся к серой коробке павильона. — Всем зеркалам серии тринадцать эр‑ка!.. Всем зеркалам серии тринадцать эр‑ка!.. — послышался оттуда его задыхающийся голос. — Объявилась покойница… Ирина Полупалова… Может также назваться Тамарой Истриной… Сообщаю приметы…
— Эх! — сказал вдруг Егорка. — Зря мы тогда с тобой, дядя Семен, ее по тому адресу не направили! Пусть бы он там стеклышко грохнул…
— Все равно не понимаю, — болезненно морщась, перебил Леонид Витальевич. — Истриной‑то она зачем представилась? Что за глупость!
— Глупость — как глупость, — проворчал дядя Семен.
Василий молчал и лишь ошалело взглядывал на говорящих.
— Хорошо, а характер? — не унимался Арчеда. — Чего от нее ждать? Что о ней говорят вообще?
— О ком? — язвительно осведомился дядя Семен. — О покойной Ирине или об этой ее персоналии? С которой ты на бирже познакомился…
Леонид Витальевич смущенно потрогал плешь. Действительно, характеры человека и его отражения могут подчас разительно не совпадать. Вообще становление личности в зазеркалье идет не менее сложно, чем в реальном мире. Взять хотя бы того же Егорку. Пришел из подвала — отморозок отморозком… Ну, что такое подвал в подъезде девятиэтажки, объяснять даже и не стоит. Трубы — текут, пол — с наклоном, в углу — мерзкая непросыхающая лужа. Можно себе представить, чего там Егорка наотражал и каких сцен насмотрелся. Думали, хлопот с ним не оберешься. А оказалось — славный паренек, куда приятнее своего оригинала. Сделаешь ему замечание — посопит, но выслушает… Побольше бы таких!
— О самой Ирине, конечно, — буркнул наконец Арчеда.
Дядя Семен уныло вздохнул, подсел к столу, пошевелил бровями, взял карту, бросил.
— Ирочку, пока та была жива, Тамаркино отражение терпеть не могло, — нехотя сообщил он. — И до сих пор терпеть не может…
— Погоди! — попросил Арчеда, берясь за лоб. — Опять все перепуталось! Кто Тамара, кто Ирина?
— Рослая, в теле — Тамара Истрина, — терпеливо пояснил дядя Семен. — Живая. А хрупкая, рыженькая — Ирина Полупалова… Так вот Тамаркино отражение, с которым я сейчас говорил, до сих пор слышать не может спокойно про Ирину…
— Про покойную? — не поверил Леонид Витальевич.
— Вражда была, Леня, вражда… Ваську делили.
— Ну интересно! — зловеще всхохотнул тот. — Значит, если я обул тебя в реальности, то мы с тобой и здесь тоже должны стрелку забить?
— Персоналия‑то — женская, — укоризненно напомнил дядя Семен. — Сорок с лишним лет одних баб отражала. Вот и нахваталась от них. Короче, ничего доброго об Ирочке этой я от нее так и не услышал… — Усмехнулся и продолжал сварливо: — Во всем она только одна и виновата: стерва, алкоголичка, жизнь Васькину сгубила, а потом еще и умерла — чуть ли не назло. Мужа не понимала, не ценила, талант он из‑за нее в землю зарыл. Ну и так далее…
— Талант? — туповато переспросил Егор. — Какой талант?
Ему не ответили. Егорушка хмыкнул и недоверчиво тряхнул головой. Юному отражению и вправду трудно было уразуметь, о чем вообще речь. Ну, в зазеркалье — понятно: без таланта никого как следует не отразишь. А в жизни‑то какой может быть талант? Живи — и все… Делов‑то!
— Так‑перетак в три створки трельяжа мать! — взорвался вдруг Василий, до сей поры не проронивший ни слова. — Чтоб их, гадов, навыворот поотражало! Только‑только на человека стал похож, с бухлом завязал, в дому прибрался… Да что ж там за суки такие, в этой реальности! Мало того, что друг другу жизнь исковеркают, им еще и зеркала расколотить надо! Не склока — так революция! Зла не хватает…
Судя по всему, возмущался бы он долго, но тут в разговор опять влез незримый распорядитель.
— Внимание!.. — послышался его напряженный голос. — Заворочался! Просыпается… Полупалов, ваш выход! Малахову и Арчеде — приготовиться…
Все были настолько поражены последней фразой, что даже не сразу опомнились. Затем отражение Василия стремглав кинулось к павильону. Дядя Семен победно и многозначительно покосился на юного коллегу: