Почти леди | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Интересно, спит ли Брэнд? Или не спит и прислушивается к ее дыханию? Он лежит совершенно обнаженный, на той же самой простыне, что и она, и под таким же одеялом. Уиллоу почти не сомневалась: Брэнд не спит.

Неожиданно пружины заскрипели и с другого края кровати послышалось:

– Уиллоу!

Она промолчала.

– Уиллоу, вы не спите?

Естественно, она не могла заснуть. Но лучше молчать. Тогда Брэнд подумает, что она спит, и наконец-то оставит ее в покое.

– Знаю, что не спите, Уиллоу.

Притворяться было бессмысленно. Она вздохнула, повернувшись на другой бок, постаралась, как можно дальше отодвинуться к краю постели.

– Чего вы хотите от меня, Брэнд? – проговорила она довольно резко. Может быть, он поймет, что у нее нет никакого желания продолжать разговор.

– Мне не спится. Давайте поговорим.

– О чем же?

Он приподнялся на локте и погасил лампу. Светила полная луна, и в ее тусклом свете – свет сочился сквозь занавески – Уиллоу разглядела обнаженный торс Брэнда.

– Давайте лучше, спать, – сказала она. – Завтра много дел.

Он молча протянул руку и нащупал высокий воротник ее рубашки.

– Пожалуй, это самая нелепая одежда, которую мне приходилось когда-либо видеть на женщине. Вам совершенно не идет.

Уиллоу пристально посмотрела ему в глаза, но промолчала. Хотя прекрасно поняла, что слова Брэнда – своего рода призыв. И она старалась не обращать внимания на его руку, теребившую рукав ее рубашки.

– Какая ужасная ткань! – воскликнул Брэнд. – Словно лошадиная шкура. – Он провел ладонью по рукаву ее рубашки. – Наверное, раздражает кожу?

«Господи, еще как! – Уиллоу невольно, поморщилась. – Зуд во всем теле, как при чесотке! Но что поделаешь? Все равно это лучше, чем лежать нагой рядом с мужчиной, чьи чары могут расшевелить даже монахиню».

– Нет, что вы, – соврала Уиллоу. И тут же вздрогнула – ей показалось, она снова облизнула губы. Или нет? Ведь Брэнд мог легко распознать ложь.

Уиллоу посмотрела в его глаза, но не заметила в них никакой перемены.

– От такой одежды с ума можно сойти, – продолжал Брэнд, поглаживая Уиллоу по плечу. Она снова поморщилась. – Ткань такая колючая… Будто в ладонь вонзаются тысячи иголочек. Не представляю, как вы выдерживаете это мучение.

Уиллоу передернула плечами; все тело горело – то ли от прикосновений Брэнда, то ли от колючей рубашки.

– Может быть, лучше снять ее?

Она покачала головой, и волнистая каштановая прядь упала ей, на глаза. Брэнд осторожно убрал волосы с ее лица. Потом его пальцы скользнули к шее Уиллоу, туда, где под перламутровыми пуговками пульсировала жилка.

Брэнд все больше распалялся, однако он уже давно решил, что в эту ночь между ними ничего не должно произойти. Да, он вовсе не собирался соблазнять Уиллоу – хотел лишь подразнить ее, чтобы она поняла, чего лишила себя.

Правда, с каждой минутой Брэнду становилось все труднее сдерживать себя. К тому же он нисколько не сомневался в том, что и она сгорает от жажды близости.

Брэнд нарочно выбрал за победу в пари именно такую награду – ночь на одной кровати, но не более того. Он чувствовал, что Уиллоу ожидала большего и поэтому смиренно просил лишь о том, чтобы ему позволили улечься на краю кровати. Видеть разочарование на личике Уиллоу – какое удовольствие!

Брэнд был почти уверен: она просто боится раскрыться, на самом же деле страстно желает близости и готова в любую минуту отдаться ему.

– Вам стоило бы… э-э… надеть что-нибудь более мягкое, – сказал он, расстегивая верхнюю пуговицу ее рубашки.

– А вы… В чем вы легли? – спросила Уиллоу. Брэнд ухмыльнулся. Невиданная дерзость! Неужели она до сих пор думает, что он улегся в постель нагишом?

– Хлопковые кальсоны, – ответил Брэнд. – Они, конечно, видали виды, но еще могут мне послужить.

Уиллоу наконец-то улыбнулась, и Брэнд понял, что имеет полное право расстегнуть еще одну пуговицу.

– Обычно я сплю обнаженным, – сообщил Брэнд, – Мне так удобнее. Но сегодня лег в кальсонах из уважения к вам. И согласен оставаться в этом… заточении специально для вас. Хотя, мне кажется, что мы напрасно причиняем себе неудобства. – Он расстегнул третью пуговицу и наконец-то увидел освещенную лунным светом шею Уиллоу. – Ну и материя! Наверное, я сам скоро покроюсь сыпью от этой вашей рубашки. Не представляю, что стало с вашей кожей…

Он посмотрел в лицо Уиллоу, и взгляды их встретились. Но что за странное выражение в ее глазах! Брэнд невольно, поежился.

– Уиллоу, вы…

В полутьме ярко сверкнули глаза-аметисты.

– Я жду, когда вы оближете свои губы, мистер Докован.

Брэнд нахмурился:

– Зачем?

– Потому что впервые в жизни вижу такого обманщика. – Уиллоу усмехнулась. – Пожалуй, вы дадите фору любому лгуну.

Брэнд от души рассмеялся. Затем привлек к себе Уиллоу, и губы их слились в поцелуе.

Несколько секунд спустя его пальцы проворно расстегнули все остальные пуговки ночной рубашки. Распахнув рубашку, Брэнд в восторге воскликнул:

– Какая удивительная красота! Господи, зачем же прятать такое совершенство?!

Нисколько не стыдясь своей наготы, Уиллоу положила руки на плечи Брэнда и рассмеялась.

– Специально! Чтобы до поры до времени сдерживать ваш пыл.

Брэнд запрокинул голову и громко расхохотался.

– Господи, – проговорил он сквозь смех, – да разве что-нибудь на свете могло бы меня удержать?

Медлить было бессмысленно. Скорее же! Уиллоу скинула рубашку и швырнула ее на пол.

Брэнд наблюдал за ней с нескрываемым восторгом. Впервые он встретил такую прекрасную женщину. Он любовался ее высокой грудью, каштановыми волосами и стройными ножками. Ему казалось, ею можно любоваться всю жизнь.

– Так и собираетесь таращиться на меня всю ночь? – со смехом проговорила Уиллоу.

Брэнд уставился на нее в изумлении; он все еще не привык к смелости этой женщины.

– Так вы и вправду желаете, чтобы мы… чтобы я?.. – Брэнд не мог найти нужных слов.

Уиллоу ответила не сразу. Казалось, она просчитывала исход игры. И наконец сказала вполголоса:

– Да.

Несколько мгновений Брэнд внимательно изучал ее лицо.

– Так это и есть желание победителя нашего пари? – Губы Уиллоу чуть раскрылись в чувственной улыбке.

– Боюсь, что да, – прошептала она после недолгого раздумья.