Заварив чай, он вкладывает чашку мне в руки, а потом укутывает меня толстым шерстяным покрывалом.
— Спасибо, конечно, только все это не нужно. — Я ставлю чашку на столик и смотрю на часы. Если прямо сейчас поехать, успеем ко второму уроку. — Серьезно, я отлично себя чувствую. Давай вернемся в школу!
— Эвер, ты упала в обморок. — Он садится рядом, заглядывает мне в глаза, дотрагивается до моих волос.
— Бывает, — отмахиваюсь я. Суета вокруг меня ужасно смущает, особенно когда я знаю, что ничего со мной не случилось.
— Только не в мое дежурство, — шепчет он, протягивая руку к шраму у меня на лбу.
— Не надо!
Я уворачиваюсь. Деймен отводит руку.
— В чем дело? — спрашивает он, пристально глядя на меня.
— Заразишься еще.
Я вру, потому что не хочу говорить правду. Этот шрам — мой и только мой. Постоянное напоминание.
Поэтому я и отказалась от пластической операции. Мне предлагали «убрать» шрам. Да только то, что случилось из-за меня, никуда не уберешь. Моя вина, моя вечная боль, — потому я и прячу ее под челкой. Деймен смеется.
— Я никогда не болею!
Я зажмуриваюсь, встряхиваю головой и снова открываю глаза.
— Ах, так ты еще и не болеешь?
Он пожимает плечами и подносит чашку с чаем к моим губам, уговаривая выпить.
Я делаю маленький глоточек, потом отталкиваю чашку.
— Значит, что же? Ты не болеешь, не получаешь нахлобучку за прогулы, учишься на одни пятерки, несмотря на те же самые прогулы, стоит тебе взять в руки кисть — оп-ля, картина Пикассо, лучше чем у самого Пикассо. Ты готовишь как шеф-повар пятизвездочного ресторана, ты подрабатывал моделью в Нью-Йорке еще до того как переехал в Санта-Фе, а до этого успел пожить в Лондоне, в Румынии, в Париже и в Египте, ты нигде не работаешь, живешь один и все же как-то ухитрился роскошно обставить дом — мечту мультимиллионера, ты водишь дорогущую машину, ты…
— В Риме, — говорит он серьезно.
— Что?
— Ты сказала, что я жил в Румынии, а на самом деле — в Риме.
— Неважно! Я просто хочу сказать…
И тут слова застревают у меня в горле.
— Да? — Деймен наклоняется ко мне. — Ты хочешь сказать?..
Я судорожно сглатываю, пряча глаза. Мой разум наконец-то ухватил ту неясную мысль, которая давно уже меня гложет. Мысль, связанную с Дейменом, с его странными, прямо-таки потусторонними особенностями… Неужели он призрак, вроде Райли? Нет, не может быть, его же все видят!
— Эвер… — Он прижимает ладонь к моей щеке и поворачивает к себе мое лицо. — Эвер, я…
Но закончить фразу он не успевает. Я вскакиваю, сбросив покрывало, и, не глядя на Деймена, прошу:
— Отвези меня домой!
Как только Деймен останавливает машину возле моего дома, я выпрыгиваю из машины и мчусь к двери. Взлетаю по лестнице, перешагивая через две ступеньки, и все время надеюсь и молюсь, что Райли окажется в моей комнате. Мне необходимо ее увидеть, поделиться безумными мыслями, которые не оставляют меня в покое. Никому другому я не могу рассказать об этом — просто-напросто не поймут.
Я заглядываю в кабинет, в ванную, на балкон. Встаю посреди комнаты и громко зову ее по имени. Меня трясет, мне страшно — сама не знаю, почему.
Райли не появляется, и тогда я падаю на постель, скорчившись маленьким жалким комочком, заново переживая потерю.
***
— Эвер, солнышко, как ты себя чувствуешь?
Сабина бросает сумку на пол и опускается па колени подле кровати. Ее прохладная ладонь касается моей горячей и влажной кожи.
Я закрываю глаза и мотаю головой. Несмотря на недавний обморок, я знаю, что не больна. По крайней мере, не в том смысле, в каком она спрашивает. Все гораздо сложнее, и исцеление найти нелегко.
Я поворачиваюсь на бок, углом подушки вытираю слезы и говорю:
— Иногда делается так тошно, понимаешь? И легче не становится.
У меня перехватывает горло, и слезы льются с новой силой.
Лицо Сабины смягчается. Она говорит:
— Я думаю, горе никуда не уходит. Со временем к нему привыкаешь, начинаешь просто жить с этой пустой.
Она улыбается и рукой утирает мне глаза.
Потом она ложится рядом со мной, и я не отодвигаюсь — только закрываю глаза и позволяю себе почувствовать ее боль, и свою боль, и они смешиваются вместе, ни начала, ни конца. Так мы с ней лежим, плачем и разговариваем. Давно надо было поделиться друг с другом. Если бы только я подпустила ее к себе вместо того чтобы отталкивать.
Наконец Сабина встает — пора готовить ужин. Сунув руку в сумку, она говорит:
— Смотри, что я нашла в багажнике. Ты мне его одолжила сразу после того как переехала сюда, а я и не знала, что он до сих пор у меня.
И она бросает мне свитер с капюшоном персикового цвета.
Тот, о котором я совершенно забыла.
Тот, который не надевала с самой первой недели в новой школе.
Тот, в котором я на фотографии в доме у Деймена, хотя в то время мы с ним еще не были знакомы.
***
На следующее утро я с ходу проезжаю мимо Деймена и дурацкого пустого места, которое он вечно для меня занимает. Ставлю машину на другом конце света.
— Что за фигня? — изумляется Майлз. — Ты проехала мимо! Смотри, сколько теперь пешком тащиться!
Я с треском захлопываю дверцу и решительно шагаю мимо Деймена, который поджидает меня, прислонившись к машине.
Майлз хватает меня за руку.
— Эй, ау! Прямо по курсу — роскошный красавец-брюнет, а ты прошла и не заметила… Да что происходит, поссорились вы, что ли?
Я выдергиваю руку.
— Ничего не происходит.
И иду дальше, к зданию школы.
***
Надо же — когда я в очередной раз оглянулась, Деймен был далеко позади, а когда я вхожу в класс, он уже там. Я натягиваю на голову капюшон, включаю плейер и смотрю мимо Деймена, дожидаясь, пока мистер Робинс начнет перекличку.
— Эвер, — шепчет Деймен.
Я сосредоточенно разглядываю лысеющую макушку мистера Робинса и готовлюсь произнести: «Здесь!» — когда он назовет мое имя.
— Эвер, я понимаю, что ты расстроена, но я все объясню…
Я упорно смотрю прямо перед собой, как будто ничего не слышу.