Обед – он же и ужин – состоял из жареной свинины, разварной репы и пива, к которому незамедлительно припал Пандольф.
– Хорошо! – крякнул он, вытирая губы. – Даже не ожидал, что здесь варят такое крепкое.
– Это нарочно, для праздника, – пояснил белобрысый.
– А что за праздник-то? – спросил Пандольф.
– А вы разве не знаете? – удивился подавальщик. – Кобольдова ночь нынче. Неупокоенные души гонять будем. Я думал, вы для того и пришли.
– Уж будь покоен, парень, погоняем кого надо, в стороне не останемся.
– Что-то я про такое не слышал, – с сомнением сказал Пандольф, когда белобрысый отошел.
– Я слышал про кобольдов, когда путешествовал, – в задумчивости заметил Перегрин. – Это нежить, обитающая в шахтах и рудниках. Разное про них говорят, но большинство верит, что это грешные души. Кто-то утверждает, будто принадлежат они язычникам, блуждающим в глубинах гор без надежды на спасение, другие – что это рудокопы, засыпанные и забытые в шахтах без надлежащего погребения. Но я никогда не слышал о подобных верованиях в связи с Открытыми Землями. В Германии, в Богемии – да. Но не здесь.
– Это просто, мэтр! – Ингоз оторвался от миски. Он был доволен, что может что-то объяснить самому Перегрину. – Здесь же в прежние годы не было шахт. Да и народ по большей части пришлый. Нагнали рудокопов из других провинций, а мастера-то горные иногда и вовсе иностранцы.
– Вы совершенно правы, друг мой. Несомненно, суеверие это привнесено сюда сравнительно недавно.
– Но если это суеверие рудокопов, – сказал Сигвард, – какого черта празднуют в деревне? Добро бы еще на руднике Куаллайда…
– Мужичье, – пожал плечами Ингоз. – Темнота! Им лишь бы нажраться да напиться. – И, подхватив кружку, чокнулся с Пандольфом.
Больше в зале так никто не делал. Хотя пили весьма старательно. Но, как показалось Сигварду, будто бы исполняя повинность. Черное пиво, которым заливали жаркое, черпали из большого бочонка, и было оно, как справедливо отметил Пандольф, крепче обычного.
– Не вижу особого веселья, – заключил Сигвард, обведя взглядом празднующих. Он не повышал голоса, его, однако, услышали.
– А вот сейчас придут, все и начнется, – откликнулся широкоплечий, длиннорукий парень из-за соседнего стола.
– Кто придет? Кобольды? – Ингоз плеснул себе еще пива.
– Типун тебе на язык! Господа рудные мастера… Ну, и прочие.
– В портовых городах Карнионы есть обычай «прогонять старуху», то есть зиму, – сказал Перегрин. – Люди всю ночь носятся по улицам, визжат, орут, бьют в сковородки и барабаны, трещат в трещотки, дуют в свистульки, так что шум стоит адский. Должно быть, нынче ожидается нечто подобное. Женщин и детей отправили по домам, возможно, чтоб они думали, будто пресловутые кобольды реальны. Это уже другой обычай, более древний…
Ингоз хохотнул.
– Кружевница-то угадала, когда решила не высовываться! Вот ведь вредная девка! Кстати, мэтр, вы какие-то записи делали, так напрасно вы их в комнате оставили. У Кружевницы ни стыда, ни совести, пока нас нет, она нос туда сунет.
– Непременно, – подтвердил Перегрин. – Любопытно будет узнать, что из этого получится.
Сигвард не разделял исследовательский интерес Перегрина.
– Значит, ожидаются люди с шахт Куаллайда. Они могут вас опознать?
– Рудничные мастера – нет, – Ингоз был настроен благодушно. – А кабы и могли, какая разница? Они к нашим делам – никаким боком. Вот если бы охрана… были промеж нас кой-какие споры…
Он не успел развить тему. Хозяин постоялого двора, уже некоторое время топтавшийся возле двери, глянул наружу и выдохнул:
– Идут!
– Сейчас несу, хозяин! – с готовностью откликнулся белобрысый.
Миру был явлен поднос со свиными ребрами и буханками хлеба. Его водрузили на пустовавший стол у самого входа.
– Еще бочонок кати! – цыкнул хозяин.
Дверь открылась, и один за другим появились с полдюжины мужчин. Мрачные бородатые люди в рабочих робах мало были похожи на жданных гостей, пришедших повеселиться.
– Трещотки и барабаны? – прошептал Пандольф. – Что-то я ничего такого не вижу.
Сигвард сделал ему знак помолчать.
Хозяин и один из вошедших, надо думать старший, поклонились друг другу.
– Угощенье на столе, – сказал хозяин. Голос его внезапно стал хриплым, словно бы осел. – Пусть никто не скажет, будто мы дурно вас приняли и оставили голодными.
Старший мастер кивнул и сказал остальным:
– Ешьте, пейте и вынесите угощенье тем, кто во дворе. – В его речи слышался акцент, но какому языку он принадлежал, трудно было определить. Затем он обратился к хозяину: – Среди вас чужаки.
– Это гости. Они пришли на праздник по своей воле.
– Они знают правила?
– Они не знают правил. Но мы им скажем.
Возражений не последовало. Горняки принялись за еду. В отличие от деревенских они, кажется, и впрямь были голодны и спешили насытиться. Но все равно это мало напоминало сельское пиршество на осеннем празднике. Хотя пили много, никто не чокался и не произносил тостов. Две компании – местная и пришлая – не смешивались, как вода и масло.
– Их там не меньше двадцати, – тихо сказал Сигвард Ингозу.
– Кого?
– Тех, что во дворе. И это те, кого я смог разглядеть.
– Ясное дело, тут и так полно народу, все бы не втиснулись.
– Не нравится мне это, – сказал Пандольф.
Перегрин промолчал.
Наевшись, гости поднялись из-за стола.
– Вы исполнили первую половину уговора, – сказал старший мастер. – Исполните и вторую. Расскажите пришлым правила, а мы будем ждать. И помните, – он повернулся так, чтоб его угрюмую физиономию видели все собравшиеся, – в эту ночь дома сидят только дети, бабы и дряхлые старики. Мужчины изгоняют зло. И вы поклялись не мстить за тех, кого эта ночь заберет.
– Мы поклялись, – откликнулись сидевшие за столами.
Горняки вышли, и хозяин подскочил к пришлым.
– Правила такие, – сообщил он. – Обещались из пистолей и мушкетов не палить. Вы свои пистоли, смотрю, в комнате оставили, так что все верно. В дома не забегать. Ежели кого поранят – того сюда. Это все.
– А, так они здесь стенка на стенку ходят! – догадался Пандольф, когда хозяин отошел.
– Что ж, можно и поразвлечься, вряд ли мы деремся хуже, чем эти увальни, – сказал Ингоз, на что Перегрин заметил:
– Похоже, не так все просто.
– Вам бы, Перегрин, лучше остаться здесь, – сказал Сигвард, глядя, как мужчины поселка топают к выходу.
– И правда, мэтр, лучше бы вам… – Ингоз продвигался к двери, но, выйдя наружу, осекся.