— Только не за тебя. Сомневаюсь, чтоб он стал бес покоиться из-за такой мелочи.
— Ведь я же тебе ничего плохого не сделал… — голос его дрогнул. — За что ты меня так ненавидишь?
Адриана швырнула ореховую скорлупу так, что она едва не угодила Даниелю в лицо.
— Слишком много о себе мнишь. Мою ненависть надо еще заслужить.
Раймунд брел, задумавшись, пока не услышал окрик часового. Тогда повернул назад. Уже совсем смеркалось. Сквозь редкие кусты светили пятна костров. Пробирал холод, и народ теснился поближе к огню. Он шел на свет, когда рядом в темноте кто-то отчетливо сказал:
— И если ты еще, падаль, будешь здесь шататься — все. Зарежу. — И тут же, тем же голосом: — Эй, Раймунд!
— Добрый вечер, Странник. — Он удивился, что не узнал его сразу. Но за все время никто никогда не слышал от Странника ни единого грубого слова, и представить себе, что он может говорить так… За спиной Странника стоял Арнсбат, победитель Лотара. Раймунду показалось, что губы его закушены, а в глазах — слезы.
— А я тебя со вчерашнего вечера ищу. Никто, понимаешь, не может ничего толком объяснить. Ты еще здесь? — Странник обернулся к Даниелю.
— Я…
— Пошел вон, сказали!
— Я уйду, уйду… Не сердись, прошу тебя… — Он как-то странно согнулся и отступил назад. А Странник приятнейшим голосом:
— Мой сеньор только ругается. У других, знаешь сам, лучше не спрашивать. Не к королю же мне идти, что было бы совсем непристойно!
— Если подумать, Аскелу есть из-за чего ругаться. Он настаивал на немедленном наступлении. Другие, по разным причинам, предлагали встретить врага здесь.
— В открытом месте?
— Да. Гернат в соседней долине, укрылся у развалин римской крепости, возле моста.
— И ждать, покуда он оттуда вылезет?
— …но есть сведения, что некоторые отряды ордена Святого Маврикия пытаются обойти нас справа.
— И ударить с тыла. Эх, послали бы меня, уж я разузнал бы в точности.
Тем временем Раймунд думал о другом. Несомненно, бесполезно спрашивать Странника о его отношении к Даниелю Арнсбату. Ясно, что он его недолюбливает, тогда, у короля, он, правда вежливо, дал понять об этом. Но с чего бы Даниелю заискивать перед Странником, оскорблявшим его в глазах постороннего?
— Ого! — воскликнул Странник. — Наконец-то я его слышу.
— Кого?
— Ничего не слышишь? Арфа. Все говорили, что у нас в лагере есть какой-то музыкант, не то скоморох. А я занят был… Послушаем?
И впрямь, слуха Раймунда достиг негромкий аккорд и сразу стих, и кто-то заговорил, растягивая слова. Раймунд хотел было протолкнуться через солдатские спины, но Странник движением остановил его. Ему не хотелось выходить в первые ряды. Видно и слышно было и так.
У самого костра на земле сидел человек в пестрых лохмотьях. Лицо его было иссечено шрамами, правый глаз не открывался, а на левой руке, которой он прижимал к себе арфу, не хватало трех пальцев. Явно — ветеран, не способный более к несению службы. По городским площадям и ярмаркам шаталось много таких, перемежавших любовные и воинские песни с рассказами о рыцарях Круглого стола или о подвигах Кнерингов. Сейчас он как раз продолжал повествование.
— И тогда король Артур, — говорил он глухо и жалобно, — поддавшись козням гнусного Мордреда, приказал казнить прекрасную Гиневру. И бароны присудили сжечь ее на костре. О горе! О несчастье! Нежная королева, прекраснейшая женщина страны, стоит у столба, прикованная цепью, и ждет позорной смерти, и нет никого среди рыцарей, кто вступился бы за нее!
Искры, вырывавшиеся из огня, точно золотые мухи, кружили над его запрокинутым лицом. Плешивая голова раскачивалась в такт рассказу. Слышно было сиплое дыхание множества глоток, но ни единое слово не прерывало истории.
— Но Господь не допустил, чтобы свершилось подобное злодейство. Отважный Ланселот узнал об участи, которая постигла его даму, и примчался ей на помощь. И в тот самый миг…
Странник отвернулся и пошел прочь.
— Погоди, — крикнул Раймунд, догоняя его. — Ты же хотел послушать! Или неинтересно?
— Вечно одно и то же, — пробормотал Странник. — Примчался на помощь… И в тот самый миг… Все эти истории на один манер. Будь это Ланселот, или Персей, или святой Георгий. И с вот таким мечом… И спас. Как будто на свете нет ничего другого, о чем стоило бы рассказать.
— А может, ничего другого и нет? А ты не любишь повторений?
— Я от них устал.
— Устал уходить и возвращаться?
Странник взглянул на него с подозрением. Конечно, приятно, когда тебя понимают с полуслова, но всякая короткость в отношениях его настораживала. Ответить он не успел — из освещенного круга появился Вельф, как всегда, в сопровождении Ива.
— Странник, эй! Чем без дела болтаться, сходил бы к оружейнику, сам выбрал чего надо. И приходи потом к Лонгину, он выпить меня звал, и пора бы, а то на душе мутно.
— Лагерь вдвоем не спалите, — промолвил Странник, исчезая.
— Поговори мне! А ты, добрый человек, — неожиданно обратился Вельф к Раймунду, — скажи мне, кто такой отец Август? Король говорил, что пришлет его ко мне.
— Монах. Он пишет хронику нынешнего похода.
— Лучше бы король развлекался как-нибудь иначе. Или поручил это дело Страннику, он бы ему такого понаписал!
— А ты, доблестный Аскел, не разгневаешься, если я, в свою очередь, задам тебе вопрос?
— Спрашивай.
— Откуда взялся Странник?
К удивлению Раймунда, Вельф незамедлительно ответил:
— Он раньше служил бургомистру Арнсбату. А когда того убили в Книзе орденцы, перешел ко мне.
— Он уже тогда был седой?
— Не помню. Я к нему не приглядывался. Так что, идем вместе к Лонгину?
— Нет, благородный Аскел. Я должен быть у короля.
— Тогда прощай.
— Доброй ночи.
Три фразы. Но они многое объясняют. Вот откуда они знакомы — Странник служил отцу Даниеля. А поскольку Странник упорно молчит о своем прошлом, встреча с этим прошлым его явно не обрадовала. Да, но по-прежнему непонятной остается причина пресмыкательства Даниеля перед бывшим слугой отца. Ведь непохоже, чтобы он искал покровительства у вошедшего в милость…
Осада Книза происходила почти четыре года назад. Страннику в это время было лет пятнадцать — шестнадцать, в подобном возрасте редко имеют запутанное прошлое… и редко много знают. Однако в этом возрасте так просто не седеют.
Несомненно, здесь тайна. Опасная тайна. Кто же замешан в этой тайне — Странник или Даниель? Как юрист, Раймунд очень бы хотел проникнуть в это. Как человек — предпочитал отстраниться, ибо сочувствовал Страннику и не желал ему неприятностей, которые бы повлекли за собой перемены. Лучше предположить, что Странник сед от рождения — бывает и такое, а Даниель просто… Что просто? Он не трус. И не льстец. Но что Раймунд слышал — он слышал. Склонный к поспешным выводам человек построил бы на этом множество разных версий — например: Странник и есть сын бургомистра, а Даниель — слуга и узурпатор. Или Даниель причастен каким-то образом к смерти своего отца, и Странник это знает. Но человек с разумением отметит, подобно апостолу: «Здесь тайна», и этим удовольствуется. Хотя ясности от этого не прибавится.