– Пошел я во дворец, а меня не пускают. Говорю – как же так, это же я! Ни в какую. Попросил позвать Гозбера. Он вышел, говорит, все верно, это мое распоряжение. Его светлость, говорит, не желают больше ваши рожи видеть. И пускать всю вашу шатию более не велено…. Можешь ты понять, что к чему? Вчера мы были хороши, как весь год, а сегодня – гонят взашей!
– Нет, не понимаю. Может, ему представление вчерашнее не понравилось?
– А что ж он тогда нам денег бросил? И что такого дурного в том представлении? Мы его сто раз игрывали – и при дворах, и на площадях, и на ярмарках! Может, это наследнику, язви его в печенку, со столичными утонченными вкусами, не понравилось? Ты среди всяких людей вертишься, поспрошай там… обиняками. И хозяину нашему ничего не говори, а то признает, что мы в немилость попали – попрет со двора, а нам до весны дотянуть надо…
Когда на другой день объявилась Бессейра, Джаред, помимо прочего, поведал ей о неудаче «Детей вдовы» и предположении Матфре.
– Нет, не думаю, что их погнали со двора из-за наследника, – сказала она. – Скорее прав ты, и дело в самом представлении. Что они там изображали?
– Человеку отрубили голову, а потом он вскочил. И два актера перекидывались головами, как мячами.
– Да, Матфре не врал. На Юге такую пантомиму часто показывают.
– Но не в Эрде. В Эрде я ничего подобного не видел.
– Зато в Эрде несколько лет назад вовсю рубили головы. И еще был, по крайней мере, один человек, которому голову бы следовало отрубить…
– Но это было давно! Вокруг меня было много народу, и я не слышал, чтоб кто-нибудь увидел в пантомиме намек на события Эрдского мятежа.
– Но кому-то игра об этих событиях напомнила… И скорее всего, именно его светлости.
– Тогда «Детям вдовы», считай, повезло. Им дали денег и отправили восвояси. Герцог Тирни не захотел обнаруживать явно, что напоминание об исходе мятежа ему неприятно. Могло быть хуже.
– Почему ты так считаешь?
– – Не знаю. Но если верить твоей догадке, что Гибиха Мьюринга тайно убили… Я попробую выяснить, в чем тут дело.
И она снова покинула гостиницу, и в последующие дни появлялась там урывками. Иногда забирала свою мышастую – вероятно, нужно было выбраться за городские стены, куда вели увеселения двора. Иногда передвигалась по городу пешком. Не подлежало сомнению, что она участвует в тайных совещаниях на улице Черной Собаки. Но Джаред больше соваться в дом наместника не рискнул.
* * *
– Ты рано пришла, – сказал Кайрел. – Принца еще нет.
– Да знаю я. Подожду, если не выгонишь.
– Жди, раз пришла.
Бессейра не села за стол, а подошла к окну, еще не закрытому ставнями.
– Во дворце бал… и на площади народ гуляет. Арки, убей меня Бог, триумфальные, из еловых веток. Непонятно только, над кем триумф, или над чем. И фонари вокруг площади поразвесили, даже на соборной галерее, как в Карнионе во времена карнавала. На Карниону, конечно, непохоже, но вообще-то, красиво: снег, фонари, елки эти…
– Не надо мне про здешние красоты рассказывать, они мне за год уже поперек горла. Лучше скажи мне, раз выпало, что ты без господина своего…
– Что? – Она настороженно повернулась.
– Почему я должен поддерживать одного принца против другого? Из верноподданических чувств? Они оба из одного дома. И оба мне безразличны. Я южанин.
– Мы оба южане, – медленно произнесла Бессейра. – Поэтому нам нельзя допускать Раднора к власти. Говоришь, Эрд тебе осточертел? Не потому ли, что расхлебываешь кашу, которую другие заварили? Я здесь недавно, и на востоке герцогства не была, но и то уже наслушалась про то, что Раднор творил в Эрде. А еще я об этом наслушалась от него самого. Тебе охота, чтоб и в Карнионе случилось то же? Что, если, став императором, Раднор от великого геройства, захочет совершить крестовый поход в Древнюю землю, за неимением под боком Святой?
– В Эрде был мятеж. А Карниона верна империи.
– Да? И когда это верность была препятствием? Награбить-то в Карнионе, да и в Южном пограничье, можно гораздо больше, чем на Севере! А если мятежа нет, его придумывают.
Она замолчала, снова отвернулась к окну, за которым густела синяя мгла.
– Сильно ты его любишь, – сказал Кайрел.
Бессейра не спросила: «кого?». Бросила:
– Мужская логика! Что не скажешь, все перетолкуют.
– Ты слишком много врешь, Бессейра из Финнауна.
– Не так мало, как хотелось бы. И не так много, как тебе кажется.
* * *
Вечером, вернувшись в «Вертоград», она тихо бубнила себе под нос: – Если мятежа нет, его придумывают…
– Ты о чем? – поинтересовался Джаред.
– Это я сказала Кайрелу ап Тангвену. Потом разозлилась и не успела договорить что-то важное. Теперь вот думаю – что?
– Вы обсуждали мятеж Вальграма?
– Можно сказать, и так.
– Но тот мятеж был на самом деле.
– Был…а после этого началось процветание Эрденона. Об этом мы говорили уже не с Кайрелом, а с принцем. Он, кстати, также считает, что Мьюринга убили, Скорее всего, отравили. Эх, если бы ты мог проникнуть в мысли его светлости герцога, и узнать, что там было на самом деле!
– Я не умею проникать в мысли. Только в сны. И для этого мне нужно быть рядом с человеком. Если ты сумеешь устроить так, чтоб я оказался во дворце… Будешь просить принца?
– Нет, не стоит. В «названого брата» он, конечно, не поверил. Ты для него – всего лишь мелкий лазутчик, которого я захотела убрать из-под карающей руки Кайрела. И лучше, чтоб он так думал.
– Тебе виднее. А насчет проникновения в мысли ты случайно упомянула? Как я догадываюсь, среди дарований Лабрайда есть и это.
– Не совсем так. Это умение их семьи, может, и других старых семей, не знаю. Они могут говорить между собой мыслями. Но такое можно делать лишь лишь с обладающим взаимным умением, иначе друг друга не услышишь.
– «Взаимным умением?» Не понимаю.
– Это… как говорить на одном и том же языке. Но не словами. И чем больше расстояние, тем больше сил это отнимает. Поэтому этот Дар редко используется.
Больше в этот вечер они ни о чем важном не разговаривали. Ночевала Бесс опять на полу в комнате. А утром, когда она уже уходила, ее на крыльце поймал Матфре, и завел доверительный разговор. Спускавшийся Джаред услышал его не сначала, но догадавшись в чем дело, решил дослушать, чем дело кончится.
– … они оба парни хорошие, что тот, что другой. А что с головой не очень дружат – это не страшно. Зато добрые и не сильно пьющие. Кого не выберешь – не пожалеешь, а они мне пообещали, что тот, кого обидят, зла держать не будет.