— Разве?
— Где же он в таком случае? Почему исчез на все это время?
— Он сюда не придет, — осторожно сказала женщина. — Никак нельзя, чтобы он…
— Что ж, тогда у нас все.
— Может, позволишь мне закончить? Это не значит, что с ним невозможно поговорить.
— Что, есть какая-то безопасная линия?
— Есть разные способы. — Она достала ручку и бумагу. — Каналы. Ну, говори с ним.
Бёрн поднесла ручку к бумаге. Дейн шагнул ближе, по-прежнему целясь в нее гарпуном. Она принялась писать, смотря Дейну в глаза.
Привет, вывела она. Буквы были такими же, как на бумажном самолетике, — маленькие, с завитками, темно-серые. Сколько лет, сколько зим.
— Спрашивай у него, что хочешь, — предложила Бёрн.
— Где он? — спросил Билли.
— Это его почерк, — сказал Дейн.
— Вряд ли это что-то доказывает, — возразил Билли.
— Где ты? — спросил Дейн у бумаги.
Неподалеку, не глядя написала Бёрн.
Билли моргал, глядя на эту странную штуку, на магию дистанционного письма.
— Это ничего не доказывает, — шепнул он Дейну.
— Слышал, что ты умер, — сказал Дейн. Ручка не шевельнулась. — Когда мы были здесь в прошлый раз, ты предлагал работать на тебя. Помнишь?
Да.
— Я сказал, что нет, не могу, и задал тебе вопрос. Помнишь? Что я спросил? Последние мои слова перед тем, как уйти?
Рука Бёрн зависла над бумагой, затем стала выводить буквы.
Сказал, что никогда не покинешь церковь, написала она. Сказал: «Я знаю, кто меня создал. Знаешь ли ты, кто создал тебя?»
— Это он, — тихо обратился Дейн к Билли. — Этого больше никто не знал.
Город прервал молчание кашлем автомобиля, словно оно показалось ему неловким.
Из-за чего ты порвал с церковью?
— Не сошлись во мнениях.
Тебе нужен твой кракен.
— Мертвый и разложившийся? Зачем, по-твоему, он мне нужен?
Потому что ты не Тату.
— Что именно вы предлагаете? — поинтересовался Билли. Дейн уставился на него.
Мы можем его найти. — Бёрн не опускала взгляда, взирая на разбросанные в беспорядке звезды: остатки чего-то. — Кто бы им ни завладел, у него есть планы. Никто не берет такие вещи, не имея плана. Бессмысленно. Харроу, ты знаешь больше, чем тебе кажется. — Бёрн нарисовала стрелку, указывающую на него. Гризамент, где бы он ни был, изнывал по темному пророческому дару Билли.
— Билли, нам надо это обдумать, — сказал Дейн.
— Что ж, это не Тату, — вполголоса ответил тот. — Я предпочитаю того, кто не пытается меня убить, тому, кто пытается. Такое вот у меня правило, такая странность. Но…
— Что?
— Мы слишком многого не знаем.
Дейн помедлил. Потом кивнул.
— Завтра мы встречаемся с Вати. Давай поговорим с ним об этом. У него могут быть новости — ты же знаешь, что он разбирается с этим дерьмом.
Билли, внезапно и очень остро, почувствовал себя так, словно находился под водой.
— Гризамент, — произнес Дейн, — нам надо подумать.
— Вот как, — сказала Бёрн и перевела взгляд с неба на Дейна, меж тем как ее рука вывела: Объединяйтесь с нами тотчас.
— Без обид. На нашем месте ты бы сделал то же самое. Мы на одной стороне. Нам просто надо подумать.
Рука Бёрн задвигалась над бумагой, но что-то случилось с чернилами. Поджав губы, она попробовала снова, наконец написала что-то, прочла это, потом достала новую ручку и вывела другим почерком адрес почтового ящика, после чего вручила листок Дейну.
— Пришли нам словечко, — сказала она. — Но только быстро, иначе мы решим, что ты отказался. Посмотри на эту чертову луну. — (Билли посмотрел на осколок луны. Из-за своих кратеров и контуров она выглядела червивой.) — Что-то надвигается.
Той ночью Билли наконец приснился сон. До этого он из-за отсутствия сновидческих прозрений испытывал неотчетливое чувство вины. И вот увидел сон, достойный называться этим именем, а не смутные ощущения ласковой тьмы, прохлады, мерцаний, тяжести, неподвижности и химического зловония, которые обычно наполняли по ночам его голову.
Он мчался над каким-то городом, одним духом перемахивая через высокие здания, делая плавательные движения, чтобы пронестись в воздухе над небоскребами. На нем была яркая одежда.
— Стой! — крикнул он кому-то, выползавшему через разбитое окно из большого склада, где сверкали огни полицейских машин, а дым от пожара поднимался клубами, словно темная жидкость в воде.
Коллингсвуд, молодая полицейская ведьма, курила, прислонясь к стене, и не глядела на место преступления у себя за спиной, а вместо этого иронически и терпеливо наблюдая за спуском Билли. Она указала на путь, которым он явился, затем ткнула пальцем в другую сторону, назад, при этом не оглянувшись.
Билли ловко пробрался туда. Позади Коллингсвуд он увидел робота-колдуна, вдохновителя возмездия, и почувствовал солнечное тепло, зная, что сейчас придет его товарищ. Он ожидал, что из-за здания появятся мускулистые руки, щупальца, обтянутые лайкрой, — верный подручный, скрытый под своей маской.
Но что-то было не так. Он услышал грохот, но не было ни разворачивающихся рук с присосками, ни хватающих канатов-конечностей, ни огромных, как у собаки из «Огнива», глаз. Вместо этого показалась бутыль. Позади врага. Стекло ее было темным. Пробка — старой, притершейся, не желавшей выходить. И он вдруг с каким-то облегчением понял, что это не его подручный, это он — подручный этой бутыли.
Проснувшись, Билли испытал вину другого рода — из-за вульгарности своих снов. Он чувствовал, что разъяренная вселенная сообщает ему свое оскорбительно-ясное прорицание, которое до него попросту не доходит.
— Что происходит, когда человек умирает? — спросил Билли.
— То есть что об этом говорил мой дед? — отозвался Дейн. — Если ты при жизни был хорошим, то можешь вернуться в шкуре какого-нибудь бога.
Хроматофор, клетка, изливающая цвет. Значит, кракены проявляют эмоции, напрягая своих мертвых почитателей. Дейн никогда не рассказывал историй о тонущих островах, что так беспокоили викингов.
Город Билли и Дейн пересекли со всеми предосторожностями, которые могли измыслить, рассыпая неверные магические указания, оставляя противодействующий след из крошек — метафизических, а не хлебных. Пересекши ограду кладбища, где была назначена встреча, Билли немного расслабился. Он шагал меж рядами надгробий. Спокойствие его, как он понимал, почти не имело под собой оснований: те, кто за ними охотился, будут продолжать свое дело среди мертвых с такой же легкостью, как и среди живых.