Она двинулась по песчаной дорожке, утоптанной так плотно, что босые ноги Дарды не оставляли на ней следов. Что до одежды, то на ней было платье из самого простого полотна, а голова окутана платком. Если кто-нибудь встретил бы ее в саду, то принял бы за здешнюю рабыню. Разумеется, те из дворни Иммера, кто глянул бы ей в лицо, сразу бы признали, что она не из их числа. Но сейчас было темно, и не всякий был способен ее лицо разглядеть. Кроме того, слуги Иммера и служанки Хенуфе не шатались ночью по саду. Это было место господского отдохновения.
Дарда не сомневалась, что и дом, и сад должны хорошо охраняться. Однако из письма Хенуфе ей было известно, что стража стоит за наружной стеной сада. Возле дома должны были ходить сторожа, может быть, и с собаками. Или собак просто спускали на ночь с привязи. Это было бы лучше. Пастушеское детство научило Дарду обращаться с собаками, а воровская юность усовершенствовала это умение. Так что она уверенно шла к дому, по прежнему, впрочем, не представляя, зачем это ей надо.
Дома бедняков в Каафе лепились из глины и песка, жилища людей среднего достатка строились из обожженного кирпича, храмы богов и дворцы богачей возводились из камня. Не только потому, что древесина была здесь роскошью. Так было удобнее при жарком и сухом климате. Дом градоправителя был выстроен из сероватого камня и украшен лазурными изразцами. Серый и синий считались в Каафе цветами местного воплощения Никкаль, Госпожи Луны. Той самой богини, к которой так благоволил нынешний наместник. Правда, дом был построен еще до его рождения, и названное обстоятельство можно было счесть как предзнаменованием, так и шуткой богини.
Приход Дарды тоже можно было воспринять как шутку. И от нее одной зависело, как далеко эта шутка зайдет. У нее не было никакой разумной причины здесь находиться. Близился рассвет, Каждое мгновение ее могли обнаружить и схватить. Путь к отступлению был открыт и манил к себе. А перед ней была терраса и высокие стены с изразцами.
Нужно было возвращаться. Но она была Паучиха – сильное, хищное существо, которое бегает по отвесным стенам. И она вскарабкалась по стене на плоскую крышу, где по углам высились большие чаши для дождевой воды. А под крышей она нашла маленькое узкое окошко, скорее даже отверстие для вентиляции. И, как положено паучихе, проскользнула в него.
Нир никогда не был страной, где предаются архитектурным излишествам. И даже теперь, когда в Нире далеко ушли от первоначальных обычаев, и сильны были чужеземные влияния, дома знати сохраняли много общего с жилищами своих предков. Разумеется, изменились размеры и строительные материалы. Простые опорные столбы уступили место колоннам, балки перекрытий стали шире и мощнее. По этим-то балкам и ходила в тот день Дарда, оставаясь незамеченной для домочадцев Иммера, ибо люди редко обращают внимание на то, что у них над головой. Не смотрел вверх и сам Иммер, князь Каафа и царский наместник. А Дарда на него смотрела. Она и раньше его видела, но не близко, и уж конечно никогда ей не приходилось взирать на градоправителя сверху вниз. Смотрела и недоумевала – что в нем может вызвать определение "ненавистный". Красавцем его, правда, нельзя было назвать, но не Дарде было упрекать кого либо в недостатке привлекательности. Средних лет и менее, чем среднего роста, Иммер был человеком упитанным, но далеко не рыхлым, и чрезвычайно подвижным. Волосы и бороду он холил, красил хной и заплетал в короткие косицы, а усы и вообще пространство вокруг рта тщательно брил, словно бы для того, чтоб ему удобней было, не пачкаясь, отхватить кусок побольше. Нос его, круглый, вздернутый, по нирским понятиям был почти непристойно мал, ибо здесь люди по части носа были одарены богато, а нередко и с излишком. Карие глаза были полускрыты тяжелыми веками. В целом они вместе с женой казались вполне подходящей друг другу парой, если бы Дарда не прочла злополучного письма, она бы поверила, что так оно и есть. Когда госпожа Хенуфе явилась почтительно приветствовать мужа. ее сопровождала дочь, толстенькая девочка лет восьми-девяти. и черты ее лица, в особенности пресловутый носик, не заставляли усомниться в отцовстве Иммера. Градоправитель был с женой ласков, хотя и несколько рассеян, а дочь потрепал по пухлой щеке. Впрочем, женщины князя пробыли с ним недолго.
Иммер был человек занятой. Не то, что другие вельможные господа, что в своем доме знать ничего не знают, кроме пиров и забав на женской половине, да в крайнем случае воинских упражнений. Иммер выслушивал донесения слуг, гонцов и управляющего крайне внимательно. Еще с большим вниманием эти донесения, а также распоряжения слушала сидящая на балке Дарда. Не для того, чтоб каким-то образом ими воспользоваться, а просто так.
В наблюдениях Дарда провела день, а ночью спустилась, снова по стене, на сей раз внутренней – изобилие лепных украшений позволяло сделать это. Впрочем, палаты дома Иммера украшала не только лепнина. Многочисленные лари, полки и поставцы были уставлены вазами и кувшинами, курильницами и светильниками – и все из золота, серебра, ясписа, алавастра, лазурита, и чудной работы. А оружие, развешанное по стенам парадного зала – парадное, роскошное, блещущее золотыми накладками и драгоценными камнями! Даже пуховые подушки на креслах и цветные покрывала на ларях стоили изрядных денег. Все это наводило на определенные мысли, однако Дарда, прежде чем им подчиниться, предпочла в них разобраться.
Ограбить градоправителя? Такого еще никому не удавалось. Вернее, никто не осмеливался. И если кража, наконец, произойдет, шуму будет много. И не только шуму. Не зная, кто совершил сие непотребство, Иммер обрушится на всех. Равновесие между властью и преступностью нарушится, вожаки банд начнут подозревать друг друга, Кааф захлестнут кровавые разборки – какая Дарде от этого польза? Пожалуй, что никакой. По крайней мере, сейчас.
С другой стороны беспорядков в городе можно избежать, сразу дав знать, кто именно совершил ограбление. Но тут уж Дарда видела для себя только вред. Она еще не стала в общем представлении той, которой можно это позволить. Какая там слава? Ее просто изничтожат – не люди князя, так воры…
Потому Дарда отложила возможность ограбления, как отложила когда-то письмо: пусть будет, вдруг когда и пригодится.
Она все же обошла ночью дом, запоминая расположение комнат, побывала и на женской половине – кстати, Хенуфе спала одна – и удалилась так же, как пришла. Запереть купальню за собой она, правда, не могла, оставалось уповать, что это спишут на небрежность слуг. Что касается выхода из тени, где Дарда не собиралась пребывать до конца жизни, его она готовилась обставить по– иному.
Дважды в год, весной и осенью, в пору больших праздников в Каафе проводились поединки в честь Хаддада и Никкаль. Именно так – не атлетические состязания, не воинские турниры, а обычаи, уходящие в глубокую древность. Только милость богов, веселящихся зрелищем, служила наградой победителям, никакой другой не полагалось. Тем не менее от желающих никогда не было отбоя. Вообще-то этот обычай бытовал и в некоторых других городах Нира, и даже за его пределами, однако Кааф был единственным городом, где кроме мужских, все еще проводились и состязания женские.
Разумеется, мужские состязания были основными. Возраст их участников колебался от пятнадцати до сорока лет. Соперника каждый выбирал сам, однако судьи внимательно следили, чтоб никто не смел вызвать заведомо более слабого противника. Состязались в борьбе, в кулачном бою и в вооруженных поединках, при том правила запрещали использовать боевое оружие. Дрались на мечах, облегченных или затупленных, на копьях, опять-таки с затупленными наконечниками, на ножнах, иногда на связках тростника. В силу этого смертные случаи были довольно редки. Увечья случались, но этого нельзя было избежать и борцам.