Агассис поморщился. Просьба пришлась не в бровь, а в глаз.
– Я постараюсь развлекать не менее, чем просвещать, сэр.
– Молодчина, ей-богу! А теперь пойдем пропустим по чертовому стаканчику, чтобы скрепить уговор!
Несколько «чертовых стаканчиков» спустя Агассис нетвердым шагом отправился домой.
То, что желудок он опустошил через перила восточно-бостонского парома, не пробудило в нем желания спуститься к ужину.
Тем не менее он заставил себя сесть во главе стола. Не пристало главе ученого сообщества уклоняться от исполнения своего долга. К тому же он всегда побаивался бунта Дезора, если покажется, будто его хватка на вожжах правления слабеет.
Эта важная птица появилась в столовой уже после того, как остальные домашние, включая Цезаря, сели. (Агассис не потерпел присутствия за столом Дотти и изгнал ее к Джейн на кухню.) За Дезором вошел его кузен Мориц.
Мориц Дезор оказался пухлым коротышкой, одетым на манер Красавчика Бруммеля [60] . Едва кузен его представил, как Мориц плюхнулся на стул и тут же набросился на вареный картофель с петрушкой.
За все время ужина жевать Мориц перестал лишь однажды, когда взялся напыщенно разглагольствовать о последних интеллектуальных веяниях Парижа.
– Вы не читали Маркса, профессор? И еще называете себя образованным человеком! Это – гений! Вероятно, самый взрывоопасный мыслитель нашего времени. Я просто проглотил его «Misere de la philosophie» [61] . Сейчас он работает над еще более захватывающим трудом, и ему помогает соавтор Фридрих Энгельс. Полагаю, вы и о нем не слышали? Так я и думал. Они назвали его «Манифест Коммунистический партии». Когда он будет опубликован, придет конец власти богатства и привилегий, всех аристократов, наследственных или самозваных, а также их прихвостней вроде вас.
Агассис бухнул кулаком по столу так, что столовые приборы сплясали тарантеллу.
– Довольно, мистер Дезор! Я не заискиваю перед богачами, я человек науки, а это призвание более высокое, чем вы, кажется, способны себе представить. Если вам действительно претит то, как я зарабатываю на жизнь, не понимаю, почему вы столь вольно наедаетесь за моим столом.
– Любая собственность – кража, и брать у богатых – не преступление.
– Вздор! Вы вольны швыряться силлогизмами, как Фома Аквинский, но предупреждаю вас – и вас, Эдвард, тоже, – что, если вы хотите здесь остаться, прошу не дерзить и проявлять толику уважения к вашему хозяину.
Мориц пробормотал что-то, подозрительно похожее на «Apres moi, le deluge» [62] , но Агассис это спустил. Вставая из-за стола, швейцарский ученый сказал:
– У меня был трудный день, я получил тревожные известия из дома и прошу извинить, если я лягу рано.
Выслушав сочувственные пожелания доброй ночи своих четырех помощников, Агассис вышел. В коридоре его нагнал Цезарь.
– Луи, я бин как будто понять, где может шкрыфаться Т'гузери…
– Прошу вас, Якоб, подождите с этим до утра.
– Ja-ja. И шпи крепко, и штреляй метко.
– Спасибо.
В середине ночи Агассис проснулся от странного, но приятного ощущения. После минутного раздумья он установил, что оно вызвано применением чьего-то ротового аппарата к его детородному органу.
Боязливо опустив руку вниз, он нащупал знакомую косу Джейн и расслабился.
Кончил он в высшей степени удовлетворительно, не помешало даже то, что перед его внутренним взором мелькнуло лицо Цецилии.
Когда Джейн уютно устроилась с ним рядом, Агассис решился спросить:
– Вы никогда раньше этого не делали, милая. Где вы научились…
И осекся.
Он сам заподозрил ответ.
Но не желал подтверждения своей догадке.
С утренней почтой пришло только одно письмо, касающееся поисков колдуна. Ксожалению, оно было от Осии Клея.
Судари!
Последние сутки я не получал от вас известий и потому принужден расчесть, что вам надобно еще доказательств, что этот раб ваший. Сим прилагаю от сегодняшнего дня в ответ на ваше последнее, которого я еще не получил, и прочее и прочее, новое доказательство его личности. Пусть этого достанет, чтобы скрепить нашу сделку, иначе несчастная скотина будет просто разрезана на части. Еще вы мне должны за объедки, которые я ему выплескиваю.
Ваш O.K.
Поглядев на невскрытую посылку, прибывшую вместе с письмом, Агассис содрогнулся. И письмо, и посылка вскоре последовали в печку за первым посланием. Он прикажет Джейн раскалить сегодня литой «молох» докрасна.
Еще в шлафроке, прихлебывая кофе из фарфоровой чашки, украшенной небесным карпом (Cyprinus carpio), ученый ожидал прихода Якоба Цезаря. Когда Агассис проснулся, кейптаунец и его человекообразная еще не вставали, и сама мысль о том, чтобы их потревожить, вызвала у него отвращение.
Воплощенная в них гнусность все не давала Агассису покоя. Ему ежеминутно приходилось напоминать себе, что Цезарь – необходимая ступенька к всемирной славе, которая ожидает его, Агассиса, как открывателя источника Творения, Космогонического Локуса. Когда они поймают Т'гузери, Цезарь понадобится, чтобы допросить колдуна на его родном языке кои-сан. Но едва они выжмут из бушмена нужные сведения, бур и его макака будут изгнаны с отборной бранью, не говоря уже о вполне заслуженной порке от руки, скажем, Пуртале, малого во всех отношениях дюжего.
В надежде хоть немного продвинуться в работе над какой-нибудь начатой монографией Агассис сел за заваленное бумагами бюро.
Поверх одной стопки (куда, без сомнения, его положила, прибираясь, Джейн) лежало письмо матери о Цецилии.
Что делать с отныне непригодной женой? Чем, в сущности, он ей обязан? Бедная глупенькая любящая Цецилия…
Она так и не стала подспорьем в его карьере, о котором ему мечталось. Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы вернуться в Европу и ухаживать за ней. В Европе достаточно знающих врачей. Он пошлет еще денег. Решено. Банковский чек еще на несколько сотен долларов облегчит ее затворничество, а заодно и жизнь всей семье. Мучительно отрывать хотя бы какие-то деньги от научных проектов, но он немедленно обратится к своему банкиру. Раздался стук.
– Войдите.