Я поднимаю голову:
— И что с ними будет?
— Они будут временно направлены в карантинные лагеря. После того, как их осмотрят медики, всем желающим будет предоставлено жилье и возможность полноценно трудиться.
Говорит, как по писаному.
— А нежелающим?
— Уверен, таких не будет, сэр.
Хмм. А!
— Я слышал слово «карантин». Меня оно несколько… настораживает.
— Это для общей безопасности, сэр.
Я и правда так похож на идиота?
— Вообще-то, речь идет о вживленных механизмах, лейтенант. Мне отчего-то кажется, что ими довольно трудно заразиться. — Я оглядываю морпехов. Крепкие молодые ребята. Здоровая плоть без всяких инородных вкраплений — гордость нации, опора отечества. — Кстати, вы в курсе? Большая часть моих людей получила эти штуки против своей воли.
— Уверен, комиссия примет это к сведению, сэр.
Обтекаемый ответ. А лейтенант-то у нас дипломат.
— Что ж, тогда я еще раз говорю: нет.
Кажется, они того и ждали. Лейтенант поднимает руку. Морпехи в мгновение ока вскидывают оружие, целят в нас. Неужели мы с Рокки выглядим такими опасными? Я разглядываю карабины, револьверы, пистолеты…
Прямо большое ограбление банка. Как там было в том вестерне? Очень похоже.
— На вашем месте я бы не торопился, — говорю я.
— Почему?
Ручная бомба падает на настил и катится по нему с жутковатым звуком «вву-у», «вву-у». Вот поэтому. Пятно ржавчины на гладком сером корпусе то появляется, то исчезает. Я слышу всплески. Поднимаю голову — так и есть, морпехи попрыгали в воду. Идиоты, но вполне разумные. Правда, от газа это не спасет…
— Вы что, бомбы никогда не видели? — говорю я.
Щеголь в шляпе стоит на помосте и смотрит на происходящее с интересом. Он-то почему не прыгнул? Смелый?
Щеголь поднимает голову. Светлые глаза.
Надо же. Да ему лет восемнадцать, не больше. Совсем молодой парень.
Я перевожу взгляд и вижу, как морпехи по одному всплывают и выплевывают воду. Лейтенант облеплен кувшинками с ног до головы, чертыхается. А ему идет белое. Поднимает пистолет — с оружия течет вода. Не разорвет при выстреле?
— Джентльмены, — говорю я. — На вашем месте я бы особо не размахивал этими штуками.
Они стоят по горло в воде и смотрят на меня. Ненависть, страх, ярость. Впрочем, я обычно так действую на людей. Ну, я уже привык…
Я не знаю, когда мой характер испортился. Честно.
Да, я сварливый.
Зато теперь, похоже, займемся переговорами.
— Что это? — щеголь присаживается на корточки, поднимает бомбу, начинает разглядывать.
— Газовая граната. У нас таких много.
Блефую, конечно. Это добро еще от бирманцев осталось — но разряженное, слава кальмару. Целые с виду гранаты мы на всякий случай сложили в мешок и утопили в море, где поглубже.
Зато в следующий раз морпехи придут в газовых масках. Стоп. А ведь действительно! Только запаса противогазов у них нет, зуб даю. Значит, если они поверят в газовые бомбы, мы можем выиграть день… или даже два.
Пока я размышляю, морпехи окружают нас с Рокки. Решили взять в заложники?
За моей спиной — низкое угрожающее рычание. Ну вот.
Морпехи заметно нервничают, бросают взгляды по сторонам. Потом они видят Киклопа. И начинают пятиться.
Лейтенант не находит ничего умнее, чем спросить:
— Почему обезьяна в очках?
Мне всегда казалось, что морпехи проходят специальное обучение — как правильно выглядеть идиотом. Этот точно был лучшим на курсе.
— Потому, — объясняю я терпеливо. — Очки нужны ей для чтения.
У лейтенанта глаза становятся по чайнику. Но мне уже не до него. У меня вопрос поинтереснее: почему обезьяна надела именно мои очки? Что, Киклоп своих найти не смог?
Вообще, хороший вопрос. Злободневный.
* * *
На свете вообще многое зависит от хорошо поставленного вопроса.
Например: почему Киклоп носит очки, если у него только один глаз?
Отвечаю: потому.
Глупее обезьяны в очках, по-моему, выглядит только обезьяна в монокле.
Киклоп на самом деле — огромная горилла. Вес за двести килограммов, длина тела два метра. Точнее он: Gorilla gorilla gorilla. Это Киклоп мне сам сказал. Серьезно, так и есть. По научной классификации.
Какая-то там западная береговая горилла, что ли?
Забыл.
Все-таки удивительно емкая штука, эта латынь.
— Э-э-э, — ворчит Киклоп. Что означает: внимание! Он стоит у края причала, опираясь на кулаки — огромный, черный. С угрюмым взглядом сквозь очки.
Морпехи молчат — надеюсь, в восхищении.
А я думаю: какого черта он вылез?
Вообще-то, расчет был на психическое воздействие, а не на цирковой номер.
Надеюсь, Киклоп любит давать автографы.
Я говорю:
— Ты опять надел мои очки? Ну-ка, дай сюда.
Забираю очки и цепляю на нос.
Мир становится четче. Потом я поворачиваюсь к обалдевшим морпехам. Лица у них выразительные, однако.
— Вы что, обезьяны никогда не видели?
— Блин, — лейтенант выражает общее мнение морской пехоты. Жестом приказывает опустить оружие. На сегодня все, похоже. Когда Киклоп ворчит — зрелище устрашающее. Порычав как следует (люди вздрагивают при каждой звуке) и показав зубы, он уходит в кусты. Огромный самец с серебряной спиной.
Парень в шляпе смотрит на меня и говорит:
— Вы действительно адмирал?
Я пожимаю плечами.
— Меня так называют. Вообще-то Его Величество сделал меня шаутбенахтом.
— Кем-кем? — говорит он.
— Шаут-бе-нахт, — повторяю по слогам. — Смотрящий-ночью. Самый младший из адмиралов. Примерно соответствует британскому контр-адмиралу. Впрочем, это все мелочи… Чем могу помочь, лейтенант?
Йорк смотрит на меня с досадой.
— До завтра, — говорит он.
— И вам счастливой дороги, лейтенант.
— Я говорю, — он пытается придать своему голосу стальную жесткость, — даю вам время подумать, адмирал — до завтрашнего утра. Иначе…
— И вам спокойной ночи, — отвечаю безмятежно.
Лейтенант скрипит зубами, но делать нечего — возвращается обратно к катеру. Морпехи тащатся за ним, как побитые собаки. Мокрые и злые.
— А здорово вы его обломали, — говорит парень в шляпе. — Со мной так не получится.