— Восславь нас, пока еще жив, — хором пропели пятеро ужасных созданий. — И тогда с помощью числа Жука мы спасем тебя!
Скрюченный Жук куснул философа, и Пифагор со стоном проснулся. К его ужасу, треск веток не утихал. Только что занялся день, над водой висела туманная дымка. Треск и тяжелое дыхание. Львы? Нет, хуже, собаки. Их появление сопровождалось бранью — философ услыхал тенор царя Глокуса.
— Внимательнее, граждане! Собаки что-то почуяли. Держу пари, старый козел залег где-то рядом.
В отчаянии Пифагор призвал Число Облака — подарок Кишащего Роя Глаз. Над узкой лощиной сгустился туман, но, к несчастью, туман только обострил нюх гончих. Пифагор вскочил на ноги, однако собаки повалили его на землю, лая и пуская слюни, словно великий философ был загнанной лисицей. Грубые непочтительные руки связали его запястья и лодыжки.
Тем же вечером в присутствии Сената и жрецов Аполлона состоялся суд. Пифагору вменяли в вину богохульство и подстрекательство к мятежу — однако отнюдь не прелюбодеяние, так как царь Глокус не желал выставлять на всеобщее обозрение свои рога. Обвинители утверждали, что учение Пифагора отрицает веру и установленный порядок вещей на земле и на небе.
— Ты согласен, что власть царя Глокуса имеет божественное происхождение? — требовал ответа Пемптус, самодовольно кривя рыбьи губы.
— Разумеется, я отрицаю это, — отвечал Пифагор. — Нет ничего более нелепого, чем престарелый тиран.
Единственным, кто посмел встретить это замечание аплодисментами, оказался Алсибед, затерявшийся в гуще толпы, — рука его лежала на мече.
— Ты также учил, что все вещи суть числа и что смертный с помощью математики может постичь божественное устройство мира? — спросил верховный жрец, ничтожество по имени Тарнус.
— Именно этому я и учил, хотя…
Сторонники Пифагора затаились в толпе, но сейчас Архит возвысил голос:
— Отец Глокус, могу я сказать?
Глокус покачал головой, однако Эвритоя, сидящая рядом с царем, ткнула мужа острым локтем в бок, после чего Глокус кивнул:
— Пожалуйста, сын мой.
— Если вера в то, что вещи суть числа, является преступлением, тогда вели казнить и меня, и вот этих ученых юношей вместе с мудрым, хотя и несовершенным человеком, нашим учителем. Все мы следуем его благородным заповедям о том, что, постигая числа, мы постигаем суть вещей. Если это преступление карается смертью, то вели, Глокус, казнить и своего сына. Вместо того чтобы преследовать ищущих истину, почему бы тебе, отец, не позволить Пифагору удалиться в изгнание? А мы, адепты его тайного учения, последуем за ним.
Священники и сенаторы начали совещаться. Не желая сеять в полисе дальнейшие раздоры, они одобрили предложение об изгнании Пифагора и его сторонников.
— Превосходно, пусть убираются восвояси и основывают новое поселение, — нараспев проговорил Глокус.
Он больше прочих желал удалить с глаз долой своего молодого и решительного наследника.
Решив, что это и есть спасение, которое обещал ему Скрюченный Жук, Пифагор ощутил желание принести хвалу помощникам из апейрона. Философ встал и поднял руки, призывая народ к молчанию.
— Добрые люди, я действительно всю жизнь учил, что в основе всех вещей лежит игра простых цифр. Богу соответствует единица, Мужчине — двойка, Женщине — тройка, Правосудию — четверка, а Браку — пятерка. Моим последователям известно также, что цифры олицетворяют собой и геометрические формы: подумайте, как искусно восемь поверхностей соединяются в куб. Еще я пришел к выводу, что существует пять, и только пять тел геометрически правильной формы. Я учил, что эти тела и есть основа всех вещей.
Послышалось одобрительное бормотание. Архит выглядел возбужденным и польщенным, и даже суровый Алсибед позволил себе улыбнуться. Наконец-то учитель решил поделиться своим благородным учением! Казалось, даже тупоголовых жрецов Аполлона не оставили равнодушными великие истины, которые изрекал Пифагор. Философ остановился, затем, когда снова наступило молчание, продолжил:
— Да, я учил, что Земля есть куб, Воздух — восьмигранник, Огонь — четырехгранник, Вода — двадцатигранник, а Космос — двенадцатигранник. — Пифагор сделал глубокий вдох, набираясь мужества перед тем, что ему предстояло. — Тем не менее сейчас я должен сказать вам, что все это учение — не более чем детский лепет, сказки для младенцев, пустая болтовня и глупые россказни. Апейрон присутствует в каждом земном теле, а потому, дети мои, беспредельное существует и в нашем разуме. — Яростный гомон чуть не оглушил философа. Пифагор перешел на крик: — Все вокруг нас — изогнутое, иррациональное, беспредельное, а апейрон…
Сквозь шум прорезался голос Архита:
— Пифагор сошел с ума!
— Убить его! — завопила толпа.
— Нет! — вскрикнула Эвритоя, оказавшаяся единственным защитником философа.
— Он умрет завтра утром! — решил довольный Глокус.
— Вот увидите, на что способен апейрон! — отчаянно вскричал философ.
Он призвал четыре знакомых числа силы, чтобы создать целую кучу Овчинных Накидок, бросить их вонючей грудой на Огонь и сжечь путы, что держали его, затем с помощью Облака укрыть форум и велеть Реке выйти из берегов и затопить улицы Тарентума. Пифагор рассчитывал воспользоваться замешательством толпы, чтобы бежать, и почти поверил в успех, пока не обнаружил, что его крепко держат Пемптус и Тарнус. Постепенно замешательство улеглось, и философ снова стал пленником, выставленным на всеобщее обозрение.
— Смотрите на него, Эвритоя и Архит, — произнес Пемптус, затянув веревку вокруг шеи Пифагора. — Смотрите на этого грязного старого козла. Завтра утром мы накроем его дверью и раздавим нечестивца. Каждый из вас бросит в него камень. И я прослежу затем, чтобы никто не посмел уклониться от этой обязанности.
— Хорошо сказано, — фыркнул в тумане Глокус.
Архит приблизился.
— Вы решили стать колдуном, учитель? Зачем? Чтобы замарать ваши благородные математические идеи? И все-таки я продолжаю разделять ваше прежнее учение.
— А вдруг моя власть такова, что этот тупица — твой отец — не сможет убить меня? — спросил Пифагор. — Что тогда, Архит? Мои знакомые из апейрона уверили меня, что…
— И что же?
— О Пифагор! — воскликнула Эвритоя, голос женщины дрогнул. — Куда завело тебя безумие?
Философ провел бессонную ночь в каменном амбаре, думая не о смерти, а о математике. Пифагор чувствовал, что не успел совершить нечто великое.
Он гордился своими исследованиями пяти правильных многогранников, испытывал бесконечную благодарность Единому за открытие великой теоремы о прямоугольном треугольнике и весьма ценил собственные философические кружева и оборки, которые сплел вокруг особенностей меньших чисел. И все же что-то он упустил — некий ключевой вывод из теоремы о прямоугольном треугольнике. Нечто, связанное с апейропом, иначе зачем боги прислали к нему учителей?.. Краткие рассветные часы Пифагор провел, погруженный в созерцание природы соотношения между диагональю и стороной квадрата. Философ настолько погрузился в свои мысли, что не слышал, как прокричал петух.