Где-то в гуще листвы над головой застрекотало насекомое — достаточно крупное, судя по силе звука. Еще месяц назад такая добыча показалась бы ей соблазнительной; теперь же охотиться на трескуна не было никакого желания — ну разве тот сам спланирует на землю прямо перед ней. Бестию теперь интересовала другая добыча — более сочная и крупная; такая водилась на мелководье, в густых зарослях постоянно шуршащих трубчатых растений. Конечно, можно попытать счастья подальше от воды, в лесу — но забираться глубоко в это царство у нее пока что не хватало смелости. Там были крикливые летучие твари — не страшные поодиночке, но сильные своей многочисленностью; и еще — желтые, голенастые, стремительные: такие сами кого хочешь съедят, даром что ростом не сильно ее выше. И еще где-то в лесу бродит Тот, Совсем Большой.
Осторожно переступая через узловатые корни, маленькая бестия двинулась к Реке. Через каждые несколько шагов она ненадолго замирала, прислушиваясь, — а время от времени приподнималась на задние лапы, сложив когтистые передние на грудке, и внимательно осматривала насыщенное солнечными пятнами пространство. В воздухе висели прозрачные золотистые столбы: споры бледных шарообразных грибов, паразитирующих на деревьях. Время от времени один из этих синевато-белых уродцев с едва слышным звуком лопался, высеивая легчайшую взвесь. Безопасно. А вот рядом с высокими, в неопрятных лохмотьях коры стволами лучше не ходить — порой с невидимой верхушки срывается тяжеленный, сплошь усаженный острыми шипами плод: с хрустом прошибает он зеленые покровы, устремляясь вниз в брызгах сока и клочьях растительной пульпы. Такой снаряд запросто может расколоть голову или перебить позвоночник. Трупы бедолаг удобряют землю под стволами, молодые побеги прорастают сквозь них, давая жизнь новым деревьям-убийцам. Неподалеку — еще одна опасность, небольшая, привычная: высокий пень, облепленный серыми напластованиями — гнездо мелких шестиногих тварей, вооруженных жалом на конце медно-красного вздернутого брюшка. На вкус они отвратительны.
Маленькая бестия миновала муравейник, высунула голову из-за гнилого, поваленного когда-то бурей древесного ствола и замерла: отсюда открывался вид на Реку. Глаза сфокусировались на странном предмете, неспешно плывущем вверх по течению. В самом факте не было ничего удивительного: она каждый день видела что-то новое, надо было лишь угадать — стоит убраться от него подальше или, напротив, съесть. Это на роль пищи явно не годилось: слишком большое, но и опасности, похоже, не представляет: плывет себе, фыркает, пахнет. Запах немного смутил маленькую бестию: слабый, но едкий, раздражает почище грибных спор. Она подождала, покуда неуклюжее создание скроется за поворотом. Обитатели Леса и Реки соприкасались нечасто — когда голод вынуждал тех и других искать добычу на мелководье; исход же такой встречи часто бывал непредсказуем. Осторожно ступая, бестия спустилась по глинистому берегу к самой воде и, вытянув изящную длинную шею, принялась высматривать что-нибудь вкусное в тени хвощей. Шорох осыпающейся земли заставил ее обернуться — но было поздно: Тот, Совсем Большой, воплощенный зубастый ужас, уже прыгнул. Мощные задние лапы сбили ее в прибрежную грязь, острые когти с легкостью вспороли шкурку, тяжесть нападавшего выдавила из брюха внутренности. Все, что успела маленькая бестия — это оглушительно взвизгнуть; а в следующее мгновение большая бестия с хрустом перекусила ее пополам, включив в извечный круговорот пищевой цепочки.
* * *
Ласка вздрогнула и поежилась. Здесь, в Новом Свете, все было чужим; по-настоящему, не так, как в Европе: краски, запахи… Даже сам воздух — густой, насыщенный мельчайшей пыльцой, от которой слезились глаза и першило в горле. «Паровая Душа Стерлинга» бодро поднималась вверх по Гудзону. Нос и корма броненосца в дневном свете выглядели жутковато: наспех заделанные пробоины, листы покореженного металла. Казалось невероятным, что судно с такими повреждениями может двигаться, причем с довольно приличной скоростью, — но детище инженера Лидделла оказалось на диво живучим.
Оба берега заросли густым лесом. Деревья и кустарники выглядели словно в кошмарном сне: гигантские, десятки ярдов высотой хвощи, древовидные папоротники с толстыми, в несколько обхватов, стволами, шипастые лианы, вьющиеся растения с темно-багровыми, словно наполненными густой венозной кровью, листьями. Изредка встречались представители флоры более привычного вида, но ни одного дерева Ласке не удалось распознать. В темных водах скользили стремительные тела: то ли рыбы, то ли иные твари.
— Нравится вам наша речная прогулка, леди? — Капитан Стерлинг подошел к девушке и встал, облокотившись о леер. Глаза его были красными от бессонницы, резче обозначились морщины и складки: минувшая ночь оставила свой след и на нем. Ласка молча пожала плечами: делиться с этим типом впечатлениями ей не хотелось.
— Как он? — вполголоса спросил капитан.
— Все так же, — неохотно процедила девушка. — Не лучше и не хуже…
— Вот дьявол! Вы понимаете, в каком дурацком положении я оказался?! — Стерлинг яростно сплюнул за борт. — Поставил все на карту — а моего козыря побил чертов джокер! Теперь все наши планы повисли на ниточке — я уже боюсь загадывать, что будет завтра. Да что там, я и за сегодня не поручусь! Тот чудовищный дирижабль — как сильно мои мальчики его потрепали, а? Может, эти мерзавцы опять идут по нашему следу, вот прямо сейчас! Сверху мы как на ладони; а у меня нет больше тузов в рукаве.
— Чего вы хотите от меня?! — угрюмо буркнула Ласка.
— Будь я проклят, если знаю, — откровенно признался Стерлинг. — Но если вы можете что-то сделать — хоть что-нибудь, то сейчас самое время. Поднимите его на ноги, мисс. Боюсь, кроме вас, никто этого не сможет. Мистер Озорник — наша последняя, дьявол ее побери, надежда!
Настроение на корабле царило подавленное. Бегство Джека Мюррея не взбесило капитана, как опасался Потап: старый негодяй лишь огорченно махнул протезом, буркнув «еще и это…». Куда больше Стерлинга беспокоило поведение призраков. «Стим бойз», похоже, выставили ему ультиматум. Ласка догадывалась, что призраки не хотят больше рисковать. Гибель нескольких собратьев во время атаки на воздушный линкор подорвала боевой дух этих созданий. Ничего удивительного: при жизни все они были пиратами и авантюристами, а для этой публики целость собственной шкуры — самое дорогое, что только может быть…
Под утро Ласка стала свидетельницей перерождения. Один из матросов, раненный во время ночного налета, сделался совсем плох: он стонал и метался по койке, бормоча бессвязные слова; по телу его градом катился пот, на повязках проступили алые пятна. «Не протянет и часа», — мрачно бросил судовой врач; и капитан велел готовить аппарат. «Паровая Душа Стерлинга» сбавила ход: процесс отнимал кучу энергии, и мощность паровых котлов временно была переброшена на его нужды.
Таинственная машина Лидделла представляла собой колоколообразную камеру высотой в два человеческих роста; множество трубок и проводов исчезали в ее верхушке, а примерно посередине бронзовый цилиндр опоясывало толстое, покрытое слоем обмоток кольцо. Принесли носилки с раненым. Инженер отпер небольшую дверцу в боку машины. «Потерпи, Робби, скоро все будет хорошо», — приговаривал один из матросов, затаскивая умирающего внутрь. Дверцу закрыли; Лидделл по очереди перевел несколько рубильников на стенной панели. За переборкой стала набирать обороты электрическая машина — Ласка узнала этот нарастающий вой. Дрогнули и поползли по шкалам стрелки приборов. Пришло в движение опоясывающее камеру кольцо: оно вращалось все быстрее и быстрее, одновременно перемещаясь вверх-вниз, выбрасывая снопы искр.