Что Элжерону нужно от нее? Мокрая Рука не слишком сентиментален. Вряд ли он просто соскучился. Старший Малиган славится холодной расчетливостью — если он пожелал видеть Лоту, значит, нашел ей место в своих планах.
«Только не продолжение рода, будь Хаос милостив.»
Я замужем, повторила Лота как заклинание. Замужем. Почему же эти проклятые два месяца...
— Миледи? — горничная смотрела с плохо скрываемым любопытством.
«Уж не говорю ли я вслух?»
— Спасибо, Розина, на этом все.
Когда горничная ушла, нагруженная подносами с неудавшимся затраком, Лота вздохнула. Кому докладывает эта девушка? Кастеляну? Старшей над служанками? А та в свою очередь — Марану... Или самому Элжерону?
Даже три дня в Логове — очень долгий срок. Что уж говорить про месяц...
В этот момент Лоте захотелось оказаться за сотню лиг от родового гнезда. Желание было настолько сильным, что она почти наяву увидела, как надевает платье, закалывает волосы, чтобы не падали на лоб; берет в одну руку шпагу, в другую — пистолет и — прорывается с боем, если нужно. «Пусть попробуют меня остановить.»
Даже не подумают, увы.
Не торопись, сказала себе Лота. Сначала все разузнай. Ты для этого сюда и приехала. Это твоя семья. Твои чокнутые горячо не любимые родственники. Величие клана Малиганов, помнишь?
Мы, Выродки, должны держаться вместе.
Так что успокойся и займись делом. О бегстве, если таковое потребуется, подумаешь позже.
«Договорились.» Лота выпрямилась. Для начала займемся собой.
В зеркале отражалась молодая женщина в прозрачной ночной рубашке с кружевами. Голубоглазая брюнетка «с интересной бледностью».
Скулы высоковаты, глаза слишком широко расставлены — хотя что-то кошачье, в них, несомненно, есть. Это приятно. Подбородок четко очерчен, но тяжеловат. Нос слишком тонкий...
«Сколько еще недостатков ты сможешь найти?»
Верно. Лота вздохнула и велела себе остановиться. Так можно дойти и до испорченного на весь день настроения... Однако, великий человек придумал все эти белила, пудры, помады и прочие приятные мелочи. Попробуем подчеркнуть достоинства и замаскировать недостатки. Для начала выровнять цвет лица, спрятать весн... Камень-сердце! Веснушки-то откуда?!
Все-таки настроение она себе испортила.
Лота отложила пуховку. На столике перед зеркалом, среди разноцветных баночек и шкатулок, чужеродным предметом смотрелся большой пистолет. Полностью заряженный, с серебряной пулей. Второй такой же остался под подушкой. Лота сама его туда положила.
Только не говорите, что в Логове нечего и некого бояться, подумала Лота с горечью. «Я здесь выросла. И это были не лучшие семнадцать лет моей жизни.»
Последующие двенадцать лет, проведенные вне родового гнезда, оказались гораздо приятнее.
«И все-таки, зачем я понадобилась Элжерону?»
5
Вампир отложил книгу и поднялся с мягкой грацией хищного зверя. Увечье на ловкости Красавчика, кажется, нисколько не сказалось. Интересно, подумала Лота, смогу я с ним справиться? Если он как следует меня разозлит?
Яким поклонился. Как всегда — с невероятным изяществом.
— Миледи?
— Доброе утро, Красавчик. Ничего, что я без приглашения?
— Мой дом — ваш дом, миледи.
«Очень мило». Особенно если вспомнить, где обычно обитают вампиры.
За его спиной Лота увидела ряды полок, а на полках — книги, книги, книги... Да сколько же их? Не меньше сотни. Красавчик, что, ограбил библиотеку регента? В любом случае, вампир нашел идеальное место для хранения награбленного. Хотелось бы посмотреть на того сумасшедшего законника, что посмеет сунуться в гнездо Малиганов.
— Я много читаю, — пояснил Красавчик, заметив ее взгляд. — Это создает иллюзию жизни.
— Но... откуда?
— Лорд Фер был очень любезен.
Еще бы. Книжный Червь просто счастлив, если удается всучить кому-нибудь один из своих пыльных фолиантов. Даже если этот «кто-нибудь» — наглый самовлюбленный вампир.
«Ты не за этим сюда пришла.» Правильно.
— Где обитает Жан?
Красавчик покачал головой.
— Не здесь, миледи. Жан за последнее время несколько сдал. Вы заметили цепь?
— Элжерон приказал её сделать еще лет восемь назад. Но я не думала...
— Боюсь, на цепи Жан и останется — до истинной смерти. Увы, миледи. Даже слуги Малиганов не вечны...
Под старость упыри теряют разум. Превращаются в зверей. Интересно, на себе подобных они бросаются?
— Не боишься, что Жан свернет тебе шею? Он чудовищно силен.
Яким посмотрел на Лоту. В глазах Красавчика она уловила нечто странное — словно огромный провал. Потом все скрыла ирония.
— Не думаю, миледи. Жан меня любит.
— Откуда ты знаешь?
— Я даю ему кроликов — разве этого недостаточно?
Вампир-циник — это что-то новое. «Но ему удалось поразить тебя, девочка». Не правда ли?
— Это жестоко.
— Вы считаете? — Красавчик покачал головой. — Я даю ему кроликов по часам. Он все время голоден. В таком возрасте и в таком состоянии кровь нужна понемногу, но часто. Чем чаще, тем лучше. Жан очень старый, к тому же жить со скрижалями в груди... Понимаете, миледи? Серебро убивает Жана второе столетие подряд. Удивительно, что он вообще так долго протянул... Жан — разрешенный вампир.
— А ты — нет?
Красавчик улыбнулся.
— Понятно. И почему Элжерон...
— Кхм, — сказал вампир.
— Не Элжерон? Тогда кто? Корт? Лорд Молния никогда бы...
— Мне кажется, лорду Молнии понравилось это не больше, чем вам, миледи.
— Я не говорила, что мне это не нравится... Древоточец! Как я сразу не догадалась. Он тебя нашел?
— Ваша догадливость делает вам честь.
Слово «честь» вампир произнес слегка в нос — как делают южане.
Внезапно Лота поняла, что напоминает ей выговор Красавчика.
— Ты лютецианец?
Красавчик улыбнулся.
— Возможно, миледи. Не могу сказать точно. Вампиры плохо помнят жизнь до рождения.
— А ты... что ты помнишь?
Некоторое время Красавчик смотрел на Лоту. Молчал. «Я на самом деле хочу знать. Поверь мне.»
Вампир подошел к книжному шкафу. Повернулся к гостье спиной, игнорируя приличия. Со стороны казалось, что он читает названия на корешках.
— В основном: лица, — заговорил Яким. — Цвета. Иногда запахи. Это очень странно, миледи... Трудно объяснить. Запахи, просто запахи — отдельные, несвязные, они не образуют единой картины, как сейчас. Словно из другой жизни. Большинство вампиров не различает цвета, миледи. Запахи заменяют нам привычную картину мира, окрашивают все в один оттенок. Черный, серый, очень редко — желтый... И свет, который видят все вампиры — холодный, пугающий, безжалостный. Это серебро.