С этими словами потаскуха прильнула к Косте, жарко дыша и извиваясь всем телом. Пахнуло потом и дорогими духами; платье соскользнуло с ее плеч…
Маленький, но крепкий кулачок выстрелил «супруге коннетабля» точно в челюсть. Это был классический нокаут — удар, хруст, и несостоявшаяся Костина любовница рухнула словно подкошенная, да так и осталась лежать.
— Извини, — хмуро буркнула Адриадакис, посасывая разбитые костяшки. — Нам надо торопиться. Надеюсь, я не испортила тебе вечер?
* * *
Убийственные лучи подбирались все ближе к ногам Адорабля. Он несколько раз пытался крикнуть — но из пересохшего горла доносился лишь тихий хрип. Неужели все? Неужели эти бревна и клочок беспощадно-ясного неба над головой — последнее, что он видит в своей жизни?! Где-то в глубинах сознания бесстрастный наблюдатель отсчитывал время. «Минуты две-три — и то если я смогу высидеть их неподвижно. Свободного места в тени практически не осталось… Ох, не о том я думаю. Надо бы сосредоточиться, вспомнить все, что со мной было; все, что я успел в этой жизни и чего не успел — подвести итог, жирную черту… Как же мало я сделал! И сколько ошибок… Чудовищно нелепых, а принимая во внимание мощь моего интеллекта — непростительных… Проморгал предателя в своих рядах, еще раньше — упустил юных эгоистов… Рассорился с людьми, которые могли составить костяк будущей городской администрации… И выказал поразительное, чудовищное пренебрежение к той, чьими стараниями вершилась моя политическая карьера… Да и вобще вся жизнь; по крайней мере, после бегства из лаборатории № 234… А то, что было до — и жизнью-то назвать язык не поворачивается… Адриадакис, Адриадакис… Прости меня, если сможешь, русалка. Больше, чем напарница, больше, чем друг, — мы были вдвоем против целого мира… Да что там, против целого континуума миров; ты и я, никого больше…»
Световое пятно коснулось пальцев ног. Вундеркинд ощутил приступ паники: у любого, пожившего хоть немного в этом пазле реальности, вырабатывалась быстрая и однозначная реакция на прямые солнечные лучи. Спина Адорабля уперлась в стену, и бревна, огромные и незыблемые на вид, с легкостью поддались такому ничтожному усилию! Младенец кувыркнулся назад, будто аквалангист, ныряющий с борта яхты; скользнул, задрав вверх ноги — и как следует приложился о землю, набив на затылке шишку… Но это было совершенно неважно, главное — он по-прежнему оставался в благословенной тени! Она была повсюду: прохладная, густо-изумрудная, восхитительная…
Где-то рядом послышался дребезжащий старческий смех. После беспощадной яркости лукавого колодца здесь, казалось, царил полумрак; но глаза понемногу приспосабливались, и Адорабль смог наконец оглядеться.
Он находился в саду. Над головой сплетались толстые, узловатые лозы какого-то растения, образуя мощную, непроницаемую для губительного солнца крону. Зеленый полог скрывал под собой целый сад: пышные чайные розы, изящные бледные орхидеи, великолепные лилии — словом, те редкие формы растительности, что можно встретить лишь в местах, укрытых от прямых солнечных лучей. Похоже, сквозь плотную листву проникало как раз такое количество света, чтобы удовлетворить потребности фотосинтеза, но не сжечь нежные цветы и листья. В нескольких шагах от него стоял чайный столик. За ним сидели два бодрых, жизнерадостных старика — из тех, что с энтузиазмом возятся на грядках, азартно ругаются со своими супругами, такими же крепкими пожилыми тетками, с искренним удовольствием выводят на ночную прогулку многочисленных внуков, словом, по виду — типичные аристопальские пенсионеры. Смеялись оба старца, конечно же, над ним — смеялись искренне и весело, явно забавляясь ошеломленным и испуганным видом пленника. Ярость готова была захлестнуть младенца: Адорабль по праву считал себя на голову выше обычных людей и не терпел насмешек. Но полученный урок смирения не пропал даром. Эмоции были тут же взяты под контроль, а могучий ум моментально просчитал возможные линии поведения. «Не обманывайся мирным видом этих старперов! Скорее всего, именно они — организаторы твоего похищения… А значит, оба занимают важные посты в иерархии «людей-пауков». То, что ты видишь их лица, означает одно: выпустить тебя на волю не входит в их планы… Ни сейчас, ни позже — никогда… Впрочем, я так и предполагал с самого начала. Они явно знают о моих способностях к гипновоздействию… И, вероятно, о выдающихся возможностях интеллекта. Но они видят перед собой младенца! И вряд ли знают, насколько я хитрая бестия… Что ж, эту карту стоит разыграть. Даже если Збышек предостерегал их… На подсознательном уровне каждый человек верит своим глазам. Стало быть, перед ними сейчас не гнусная циничная сволочь из лаборатории № 234, а… Дитя Нации, точно! Юный мудрец: просветленный, благостный и бесконечно наивный в некоторых житейских вопросах… Ну че, с-суки, сразимся?! Первый ход за вами».
— Хо-хо-хо, Франсуа, как же это все-таки забавно! — Один из старичков все не мог отсмеяться. — Каждый раз, каждый раз, хо-хо-хо… Ох, извини, не могу удержаться… Какой у них у всех дурацкий вид!
— Но заметь: мало кто вел себя столь же тихо и разумно, — откликнулся его собеседник. — Похоже, паренек и впрямь не прост… Ну, ты догадываешься, где очутился? — Последние слова обращены были к Адораблю.
Вундеркинд попытался ответить, но не смог: голосовые связки по-прежнему отказывались служить.
— Дай ему попить, Франсуа. У него горло пересохло, по-моему.
— И верно… — Франсуа налил немного жидкости и поднес к губам Адорабля. Младенец жадно прильнул к чашке: старички пили холодный чай с мятой, лимоном и льдом, необыкновенно вкусный и ароматный.
— Спасибо… — Глоток жидкости вернул голос, правда хриплый и слабый.
— Ну так что, сынок, ты понял мой вопрос?
— Да… Я думаю, вы — «люди-пауки». — Адорабль поднял честные глаза на старца. — Можно мне еще чая?
— Опа! — Второй старикан от полноты чувств аж подпрыгнул. — Ты смотри, Франсуа, как он нас сделал! Раз — и в яблочко!
— Почему ты так решил? — Взгляд Франсуа стал внимательным и колючим.
«Невербальное подавление, знакомые штучки — сам не раз пользовал… Спокойно, еще спокойней… Я мягок, словно вода — враг не встречает сопротивления и проваливается… Как ему ответить? Ёмко и афористично — это сочетается с моей ролью…»
— Потому что «люди-пауки» — единственная сила в Аристопале, способная похитить Дитя Нации.
— Вот оно как… — Франсуа наконец перестал сверлить его взглядом и вернулся к столу. — Дитя Нации, значит… Что же ты такое, а?
— Я то, что ты видишь перед собой, — улыбнулся Адорабль. — Так как насчет чая?
— Давай-ка с самого начала, — предложил второй старикан. — Кто ты такой и откуда взялся?
«Чаю не наливают. Нарочно. И не нальют, будут задавать вопросы. Если я заупрямлюсь, жажда станет рычагом воздействия… А пить-то хочется, однако. Ладно, потерплю. Важно с самого начала отвоевать немного уважения».
— Какую из небылиц вы хотите услышать? У меня их много…
— Небылицы — это не то… Нам бы правду, — добродушно откликнулся старичок.