— А я думаю, это ты ловишь кайф, спасая людей, просто не хочешь признать этого.
— Полагаю, ты понятия не имеешь, от чего я ловлю кайф. Спасти девицу вроде тебя — благородное дело, вот и все, — горделиво заявил он.
Я сдержала порыв стукнуть его за словечко «девица».
— Тогда докажи это. Окажи мне любезность. Это ведь тоже благородное дело.
— Конечно, — тут же согласился он. — Чего ты хочешь?
— Хочу чтобы ты передал сообшение Кристиану Озере.
Его пыл слегка угас.
— Что? Ты же это не всерьез?
— Очень даже всерьез.
— Роза… Ты ведь знаешь, я не могу заговорить с ним.
— Мне послышалось, ты сказал, что готов помочь. Мне послышалось, ты сказал, что помогать «девицам» — благородное дело.
— При чем тут благородство, скажи на милость?
Я одарила его самым нежным взглядом, на какой была способна и он не устоял.
— Что ему передать?
— Скажи, что мне нужны рукописи святого Владимира. Те, которые в хранилище. И пусть поторопится. Скажи, это для Лиссы. И скажи ему… скажи ему, что я соврала тем вечером после приема. — Я на мгновение заколебалась. — Скажи, что я сожалею об этом.
— Не вижу никакого смысла…
— Так и должно быть. Просто сделай это. Пожалуйста.
Я снова одарила его улыбкой королевы красоты.
Заверив меня, что постарается исполнить поручение, он отбыл на ланч, а я пошла на тренировку.
Мейсон выполнил мою просьбу.
Он нашел меня на следующий день перед уроками, в руках у него был ящик с книгами.
— Вот они, — сказал он. — Спрячь их поскорее, пока у тебя не начались неприятности.
Книги оказались очень тяжелыми.
— Это тебе Кристиан дал?
— Да. Я сумел поговорить с ним так, что никто не заметил. Этот парень любит выделываться, ты обратила внимание?
— Да. — Я снова улыбнулась ему, и он просиял. — Спасибо. Это дорогого стоит.
Я поволокла добычу к себе в комнату, прекрасно понимая, как дико это выглядит: я, которая терпеть не может всякие премудрости, готова с головой зарыться в покрытое пылью дерьмо из четырнадцатого столетия. Однако, открыв первую книгу, я поняла, что это перепечатка перепечатки еще более ранней перепечатки; если бы книге на самом деле было столько лет, сколько я думала, она давно развалилась бы на части.
Быстро проглядев книги, я поняла, что их можно разбить на три категории: книги, написанные после смерти святого Владимира; книги, написанные разными людьми при его жизни; и что-то вроде дневника, написанного им самим. Что там Мейсон говорил о первоисточниках? Две последние группы как раз то, что мне нужно.
Тот, кто перепечатывал записи, заодно и переложил их на современный язык, так что мне не пришлось ковыряться в староанглийском. Или, может, в старорусском? Святой Владимир жил в этой древней стране.
«Сегодня я исцелил мать Саввы, много лет страдавшую от острых резей в животе. Теперь она выздоровела, но, по воле Господа нашего, это далось мне нелегко. Я чувствую слабость и головокружение, безумие пытается овладеть мною. Каждый день я благодарю Бога за поцелованную тьмой Анну, поскольку без нее, конечно, всего этого не вынес бы».
Снова Анна. И снова «поцелованная тьмой». Он много раз упоминал ее среди прочего. В основном он писал длинные проповеди вроде тех, что я слышала в церкви. Жутко скучные. Однако другие отрывки больше напоминали дневник, перечисление того, что он делал каждый день. И если это на самом деле соответствовало действительности, он все время исцелял. Больных. Раненых. Даже растения. Оживлял погибшие зерновые, когда люди голодали. А иногда просто черт знает ради чего заставлял расцветать цветы.
Читая, я поняла, как это было хорошо для старого Влада — всегда иметь Анну рядом, потому что ему приходилось очень несладко. Чем больше он использовал свою силу, тем больше она сама воздействовала на него. Он вел себя иррационально — то печалился, то сердился. Винил в этом демонов и молол всякую чушь в том же духе — совершенно очевидно, что он страдал от депрессии. Однажды, гласил дневник, он даже пытался убить себя. И кто же его остановил? Конечно, Анна.
Позже, проглядывая книгу, написанную человеком, который знал Владимира, я прочла:
«И многие воспринимают это как чудо — силу, которой обладает блаженный Владимир. Морои и дампиры стекаются к нему, вслушиваются в каждое слово, счастливы просто находиться рядом. Некоторые говорят, что это прикосновение не духа, а безумия, но большинство обожают его и готовы сделать все ради него. Вот так Господь помечает избранных, и если расплатой становятся галлюцинации и отчаяние, эта жертва невелика по сравнению с тем сколько добра он приносит людям и как наставляет их на путь праведный».
Отрывок напоминал то, о чем говорил священник, но я чувствовала, что дело тут не просто в «обаянии», как выразилась Лисса. Люди обожали его, были готовы сделать все, что он попросит. Да, я уверена — Владимир применял к своим последователям принуждение. В те дни, до запрета, многие морои обладали этой силой, но не использовали ее по отношению к мороям и дампирам. Просто не могли. Только Лисса может.
Я захлопнула книгу и откинулась на спинку кровати. Владимир исцелял растения и животных. Он мог использовать принуждение по отношению к большим массам людей, и, судя по всем отчетам, это сводило его с ума и вгоняло в депрессию. Но самое странное во всем этом, что буквально все описывали его женщину-стража как «поцелованную тьмой». Это выражение не давало мне покоя с тех пор, как я впервые услышала его…
— Ты «поцелованная тьмой»! Ты должна заботиться о ней!
Госпожа Карп прокричала эти слова, притянув меня к себе за рубашку. Это произошло два года назад, вечером, когда я находилась в здании средней школы, куда отправилась, чтобы вернуть какую-то книгу. До отбоя оставалось совсем немного, и коридоры опустели. Я услышала громкий шум, и потом из-за угла вылетела госпожа Карп, с выпученными глазами и совершенно безумным видом.
Все еще вцепившись в мою рубашку, она оттолкнула меня к стене.
— Понимаешь?
Я достаточно хорошо была знакома с приемами самозащиты, чтобы отпихнуть ее, однако потрясение парализовало меня.
— Нет.
— Они пришли за мной. Придут и за ней.
— За кем?
— За Лиссой. Ты должна защищать ее. Чем больше она использует свои способности, тем хуже будет. Останови ее, Роза. Останови ее до того, как они заметят и уничтожат и ее тоже. Увези ее отсюда.
— Я… Что вы имеете в виду? Увези ее отсюда… в смысле, из Академии?