Мистер Хок не сразу ответил ей. Он снова замкнулся, его движения, когда он поднял пресс-папье, выполненное в форме Трех Мудрых Обезьянок, были не вполне уверенными.
— Вы полагаете, что Тодда что-то беспокоит, мисс Оуэнз?
— А вы — нет?
— Что заставляет вас говорить так лаконично?
Стелла едва сдержала свои эмоции:
— Тодд временами бывает такой угрюмый. Не непослушный — хотела бы добавить. Но он, кажется, впадает в меланхолию. Вы понимаете… он слишком серьезен для своего возраста.
Мистер Хок, услышав ее ответ, казалось, почти успокоился. Он даже изобразил слабую улыбку:
— Мисс Оуэнз, вы принимаете все слишком близко к сердцу. Каждый, кто входил в контакт с Оливером, становился другим благодаря этому. Тодд, я думаю, безусловно, воспринимает тяжело эту утрату, но я верю, что он нормальный, здоровый мальчик и, как все маленькие мальчики, он создал в мечтах свой призрачный идеал. Своего идола, если хотите. Оливер является таким идолом. Я рассчитываю, что, подрастая, он избавится от этого, как случилось с корью, косноязычием и другими детскими недугами.
— Но Оливер не должен быть его идолом, мистер Хок. Вы должны быть им. Вы, его отец.
Великая печаль, казалось, окутала влиятельного человека, сидевшего перед ней. Он пожал плечами, и на красивом загадочном лице появилось грустное выражение.
— Нет. Не в случае с Тоддом.
— Но Оливер мертв…
— Люди всегда боготворили Оливера; — тихо произнес ее работодатель. — Так и Тодд. Возможно, это неправильно, ненормально для маленького мальчика — лепить себя по… по мертвому идолу. Я хочу, чтобы Тодд вырос как Тодд, а не как сомнительная имитация его брата. Он удаляется от реальности. От всех — ради этого. Мне не удается добраться до него.
— Но вы должны сделать это, мистер Хок…
— Я надеюсь, что вы добьетесь большего успеха, мисс Оуэнз. Действительно, вы должны это сделать. Кроме того, в его подготовке к школе не может быть неудачи. Смерть Оливера была сокрушительной трагедией. Я не хочу, чтобы что-то случилось с Тоддом.
— Возможно, если бы вы уделяли ему немного больше времени, разговаривали бы с ним…
Стелла едва ли сознавала, что в ее интонации появились почти умоляющие потки в защиту ее маленького странного ученика.
Артур Карлтон Хок явно почувствовал ее отношение и потихоньку оттаял, будто подошел в холодную ночь к ярко горящему костру.
— Я делал это, мисс Оуэнз. Испробовал разные приемы. Делал все возможное. Только я способен осознать, какое, к несчастью, я потерпел поражение. Верю, что вы добьетесь больших успехов, чем я.
Стелла кивнула:
— Я намерена сделать это, мистер Хок.
— Хорошо. Больше всего мне хотелось бы услышать именно такой ответ. — Его большая красивая голова склонилась в знак одобрения. — Теперь, мне кажется, вам следует вернуться к нему и к очень важному делу его учебы. Самая прекрасная цель познания — осветить темные закоулки разума.
Стелла поднялась, понимая по его топу, что разговор окончен. Мистер Хок склонился к внушительной пачке бумаг на его столе. Он коротко кивнул, а Стелла поднялась и направилась к двери.
И только тогда она впервые заметила большой овальный портрет, висевший на западной стене кабинета. Как странно, что она не видела его раньше, так как, очевидно, он висел здесь не один год. Особый эффект утреннего света сделал портрет наиболее заметным, так как солнце омывало его своими лучами, вливавшимися через французские окна.
Ошеломляющая, достигшая полного расцвета красота женского лица заставила Стеллу замереть на месте, вызвав еле слышный вздох из глубины души. Черты лица, изображенного на портрете, принадлежали цветущей Диане, пеннорожденной Афродите, вечной женственности. Драгоценная тиара пересекала царственный лоб, а атлас и кружево костюма более старого, более благородного века придавали портрету ни с чем не сравнимое изящество великолепной камеи.
Художник, кто бы он ни был, должно быть, превзошел саму природу.
— Да, мисс Оуэнз? — Голос ее хозяина глухо донесся до нее из его уединения за письменным столом.
— Простите меня, мистер Хок, я просто поражена красотой этого портрета…
— Да, она прекрасна, не правда ли?
— Прекрасна? Это слово едва ли подходит. Она обладает неземной красотой, как святая. Кто она, мистер Хок?
— Это моя жена, мисс Оуэнз.
— О, я…
— Желаю удачи, мисс Оуэнз.
— Благодарю вас, мистер Хок.
В коридоре, за дверью кабинета, Стелла взяла себя в руки. Яркий румянец смущения выступил на ее лице, потому что, избавившись от общества хозяина, она немедленно почувствовала облегчение.
Так вот какой была Харриет Хок! Что ж, подумала Стелла, миссис Дейлия на этот раз сказала ей простую, неприкрытую правду. Харриет Хок была действительно по-настоящему прекрасна. Женщина на все времена.
Бедный мистер Хок! Судьба в самом деле была жестока к нему, она нанесла два ужасных удара. Потерять такую женщину… и вдобавок — еще одно большое несчастье: смерть необыкновенно одаренного ребенка, Оливера. Нечего удивляться, что мистер Хок, похоже, удалился от мира. Нечего удивляться также, что он не приходил в восторг от такой неинтересной тени, как Тодд. Если Оливер был похож на свою мать, он, вероятно, был необыкновенным, им можно было бесконечно любоваться.
— Мисс Оуэнз!
Стелла вздрогнула. Миссис Дейлия, спокойная и внушительная, в своих черных, шелестящих юбках, материализовалась позади нее в темном коридоре. Длинная незажженная восковая свеча была поднята кверху указующей рукой.
— О, вы напугали меня, миссис Дейлия.
Миссис Дейлия одарила ее слабой улыбкой:
— Приятный ли разговор у вас состоялся с мистером Хоком?
— Пожалуй, да. Хотя признаюсь, мы разговаривали в основном об Оливере, что меня опечалило.
— Почему же?
Стелла вздернула голову:
— Он был замечательным ребенком, и отец любил его. Но я люблю живых людей.
— И сожалеете о тех, кого уже нет? — Улыбка миссис Дейлии угасла.
— Да. Это было давно, но время залечит рану…
— Время? Дорогая моя, времени не существует для Оливера Хока. Он никогда не покинет своего дома. С тех пор как мы утратили его, я видела Оливера много раз.
Женщина пошла дальше, продолжая свой путь, не сказав больше ни слова. Стелла задержала ее нетерпеливым жестом:
— Вы говорите странные вещи, миссис Дейлия.
— Вот как?
— Конечно же. Вы говорите так, будто верите в привидения.
Экономка помолчала, ее высокая фигура отбрасывала уродливую тень на твердую древесину пола в коридоре.