Картины в раме бросились ей в глаза. Это были мощные, жестоко-прекрасные сцены; одна изображала диких лошадей, взбесившихся, поднявшихся на дыбы, взбрыкивающих передними копытами: воплощение первобытной жестокости. А другая — слева от кровати — изображала грозу, сверкающую стрелами молний над верхушками голых, бесплодных деревьев. Стелла подавила дрожь. Что же за мальчик это был?
Еще один Тодд? Только старше?
Стелла замерла на месте. Огонь свечи упал на альбом для рисования, лежавший в правом углу у изножья постели. Она боялась посмотреть, по все же наклонилась и подобрала его. Она взяла себя в руки и посмотрела на набросок.
Облегчение гулким эхом отдалось в ее венах.
Это был еще один портрет Харриет Хок. Но какой портрет!
Это была Харриет Хок, прекрасная женщина. Явная любовь и спокойная безмятежность в каждом осторожно нанесенном углем штрихе.
Темнота сомкнулась вокруг нее, как только Стелла поставила свечу на пианино и поднесла к ней рисунок, чтобы лучше его рассмотреть.
Под рисунком стояла твердая, четкая подпись. Подпись заканчивалась вычурным росчерком.
Оливер Карлайл Хок.
У Стеллы не нашлось объяснения для внезапного, глубокого, тяжелого ощущения в сердце. Прекрасный набросок незабываемой женщины был сделан не тем мальчиком. Оливер был действительно таким, как о нем говорили. То, что в таком юном возрасте он сумел отразить живой образ своей матери в простом наброске углем, доказывало, что он гений.
Но комната… что-то необычное в комнате…
Она увидела хитрое изобретение почти в ту же секунду, как поняла, что оно лежит у нее перед глазами все время, пока она находится в комнате. Оно было прислонено к подножию статуи Венеры-Афродиты, прямо у ближайшего кресла. Стелла поспешно подошла к нему, прихватив свечу.
Ей пришлось признаться себе, что она не понимает, что это такое. Она никогда не видела ничего подобного.
Это была какая-то упряжь, изготовленная из пересекающихся тонких деревянных полосок, напоминавших ребра скелета. Не больше трех футов в длину, с круглым отверстием посередине конического корпуса, она казалась каким-то подобием изобретения лодки… Конечно! Стелла внезапно вспомнила. Были рисунки в книгах Леонардо да Винчи в колледже. Некоторые из его проектов далеко опередили свое время. Это он называл субмариной…
Правда открылась перед ней с внезапностью летней бури.
Это должно быть так.
Да. Особое хитрое изобретение, которое явилось причиной преждевременной смерти утонувшего Оливера Хока. Другого объяснения быть не могло. Стелла теперь вспомнила совершенно ясно. Великий флорентинец, художник-скульптор-учеиый, Леонардо да Винчи заявил, что человек может погрузиться под воду и оставаться внизу какое-то время в устройстве, в котором он останется сухим и которое обеспечит его воздухом для дыхания. Это сооружение — такое же простое, как строение рыбы.
Стелла попыталась рассуждать логически. Не мог ли такой талантливый мальчик, как Оливер, решиться на подобный эксперимент? Это, конечно, соответствует гениальному характеру. Особенно если принять во внимание решительное заявление его отца, что мальчик был опытным пловцом. Конечно, это было истинным объяснением причины его смерти. Только так он мог утонуть.
Теперь она дрожала, чувствуя себя первооткрывателем, стоявшим на пороге новой великой истины. Ее захлестнула волна эмоций. Еще оставалась проклятая тайна запертой комнаты. Кому надо было держать ее на замке? Конечно, кто-то еще должен знать то, что теперь совершенно определенно.
Оливер Хок утонул случайно, проводя опыты с фантастической моделью гения, жившего два столетия назад.
Но больше не оставалось времени стоять здесь, строя праздные предположения.
Стелла осторожно свернула портрет Харриет Хок и спрятала его в складках своего халата. Она подошла к двери, тихонько постучала, чтобы дать знать Гейтсу, что она выходит, и открыла дверь.
Его лицо неясно вырисовывалось, призрачно и серо, в дверном проеме.
— Входите. Быстро. Я хочу, чтобы вы кое-что увидели своими глазами.
Он запротестовал, но выражение ее лица заставило его войти.
Почти целую минуту Гейтс недоуменно оглядывал комнату, видя нормальную обстановку, которую он, должно быть, хорошо помнил.
— Господи! — Вот все, что он сказал.
— Да, — прошептала разгневанно Стелла. — Кто-то лгал об этом. Кто? И зачем?
— Я не знаю, мисс. Не знаю. — Старик выглядел так, что казалось, он вот-вот упадет. Он взял себя в руки. — Эта ведьма. Эта цыганская ведьма… все это время. Хозяин и я… мы считали, что эта комната пуста… все вынесено и уничтожено. А теперь похоже, будто Оливер и не уходил отсюда. Как будто он войдет сию минуту сюда и попросит меня приготовить ему постель, как он всегда делал…
Он тихо застонал.
— Держитесь, Гейтс. — Стелла поражалась собственной твердости. Они были спокойны, проявляя сдержанность, свойственную людям, которые проникли туда, где они не имели права находиться. — Почему миссис Дейлия лгала относительно этой комнаты?
— Говорю вам, я не знаю.
— Вы уверены, что мистер Хок тоже не притворяется?
— О нет, мисс. Не мистер Хок. Он не опустится до лжи. И зачем это ему? Ведь именно он стремился навсегда стереть любое воспоминание о мальчике.
— Гейтс, в этом доме есть что-то злое.
Гейтс закрыл глаза, слишком пораженный, чтобы возражать.
— Я чувствую это. Тодд чувствует это. Возможно, именно поэтому он ведет себя так странно.
Гейтс прикоснулся к ее руке:
— Нам лучше запереть дверь и уйти, мисс Оуэнз. Прямо сейчас. Мне хотелось бы выбросить ключ.
— Вы не сделаете этого. Это наша тайна, и я собираюсь сохранить ее с вашей помощью. Почему же вы не зашли сюда, Гейтс, чтобы проверить, что здесь творится?
— Для этого не было причины, — ответил он просто. — Почему я должен был подозревать, что совершено такое надругательство?
— Извините, — вздохнула Стелла. — Вы правы, конечно. Почему вы должны были подозревать?
— Прошу вас, мисс…
— Да.
Они закрыли дверь, Гейтс запер ее дрожащими руками. Замок проскрипел страшно громко.
Призрачные тени заскользили по длинному темному коридору. Стелла отчаянно хотела теперь оказаться в безопасности своей комнаты. Кроме того, она ощущала себя воришкой. Прекрасный портрет Харриет Хок, засунутый в карман ее халата, упирался ей в бок.
Они снова проскользнули по холлу, перешли в восточное крыло, Гейтс двигался впереди с удивительной скоростью. Стелла протянула ему свечу. Она казалась горячей и живой в ее дрожащих пальцах. Слабый запах сожженного воска щекотал ноздри. Он казался похожим на запах серы. А почему бы нет? Эта ночь была работой самого дьявола!