— Но он, должно быть, чем-то взволнован. Мальчик говорил довольно странные вещи…
— Мисс Оуэнз, — произнесла ровным голосом миссис Дейлия, — мне не хотелось бы портить ваших романтических наблюдений. Полагаю, таково видение всех молодых учительниц: им хочется найти что-то необыкновенно одаренное в ученике или разбудить заколдованного принца. Что ж, позвольте сказать, на этот раз у вас решительно не такой случай. Тодд Хок — просто мальчик. Самый обыкновенный мальчик, который вырастет в очень, очень обыкновенного мужчину. В семье обычно имеется один одаренный ребенок, и Тодд — не этот ребенок.
Стелла затихла. Больше нечего было сказать.
— Спокойной ночи, мисс Оуэнз, — холодно попрощалась с ней экономка.
Стелла осталась в столовой одна. Молчаливая, знающая свое дело тень в лице Гейтса продолжала исполнять свои функции по ведению хозяйства.
Но долго после того, как она поднялась наверх, легла в постель и принялась за чтение современного романа, который взяла из библиотеки, Стелла не могла отделаться от убеждения, что Тодд Хок был кем угодно, но только не обычным ребенком. В этих синих глазах скрывалось слишком много чувствительности и ума.
Она так и не узнала, в котором часу ее сморил сон. Лампа около ее кровати еще горела, когда ее Разбудил громкий крик петуха, старательно прочищающего свою глотку холодным коннектикутским Утром.
Сидя в одиночестве за завтраком, она узнала, что мистер Хок уже отбыл в деревню, а Гейтс ушел помогать миссис Дейлии считать запасы бакалейных продуктов в погребе. Стелла решила сама осмотреть парк.
Она вышла через боковые французские двери гостиной, соблазнившись ярким солнечным светом, пробивавшимся сквозь высокие деревья, окаймлявшие заднюю часть дома семейства Хок. Тяжелая крона кипариса склонились, как зеленая накидка, наброшенная на сутулые плечи возвышенности, тянущейся в северо-восточном направлении. Стелла следила за сгорбленной маленькой фигуркой Тодда, сидевшего на корточках на дорожке, он водил длинной, очищенной от коры палочкой по влажной земле.
Стелла обмотала горло шарфом, засунула руки в карманы коричневого кожаного пальто, которое мать подарила ей на прошлое Рождество, и ускорила шаги, чтобы присоединиться к своему питомцу. У него было свободное время, пока план его учебы находился в процессе разработки. Между ними установились затруднительные отношения, проблем хватило бы с избытком и для пяти учеников.
— Привет! — крикнула она. — Я искала тебя.
Стелла обошла вокруг, встав между ним и солнцем. Ее легкая тень упала на то, что он царапал по все еще влажной земле. Было ли это ее воображением, или он поспешно стер слово, когда она заговорила с ним? Земля выглядела только что затертой.
— Как ты, Тодд?
— Все в порядке, наверное. Предполагается, что я начну заниматься сегодня, мисс Оуэнз?
— Нет. Твой отец сказал, что у нас еще есть время. Занятия начнутся завтра. Мы можем начать с простой арифметики, или тебе больше хотелось бы нырнуть с самого начала в глубины…
— Бассейна?
Это было странно. Он как раз в это время поднял глаза, и в ярких голубых глазах появилось внимательное выражение.
Стелла улыбнулась:
— Это просто такое выражение, Тодд, как «грызть гранит науки». Ты знаешь.
— Я знаю, — ответил он и вновь принялся чертить палочкой по земле.
Стелла сменила тему разговора:
— Чем ты обычно занимаешься после завтрака?
— Гуляю вокруг.
— Тебе правятся физические упражнения? Мне тоже.
— После этого я лучше засыпаю. — Палочка начертила большую букву на влажной земле.
Стелла притворилась, что не замечает:
— А ты с трудом засыпаешь?
— Иногда.
— Мне приходится считать овец. Мне не удается гулять так много, как хотелось бы. У меня появляется одышка. Наверное, я старею.
— Мне вы не кажетесь старой, — нехотя возразил мальчик.
— Что ж, спасибо, Тодд.
Оп поднялся, выронил свою палочку и поспешно затоптал каблуком то, что было буквой «К».
— Если вам нравится гулять, — заявил он, — я буду гулять с вами. Я не позволю вам слишком утомляться.
Его внезапный интерес к ней был слишком хорош, чтобы стать похожим на правду. Ее занятия психологией научили ее, что устранение эгоизма было верным шагом на пути к выздоровлению пациента, и она начала думать о нем именно так: пациент. Он был маленьким мальчиком, попавшим в беду, и он нуждался в помощи.
Тодд робко взял ее за руку и повел по дорожке к приветливым купам переплетенных кипарисов. За ними Стелла видела верхушку самого высокого дерева, могучего искривленного кипариса, тянущегося к серому небу, как монолит какой-то древней цивилизации.
Тодд настойчиво тянул ее к этому дереву, как будто с самого начала оно и было намеченным объектом. Дерево находилось от них в доброй сотне ярдов, а может, и больше, и, когда они дошли до него, Стелла с трудом переводила дыхание от затраченных усилий. Мастер Тодд двигался как гончая, когда хотел, и до всего остального ему не было дела.
Стелла сама была захвачена происходящим. Тодд остановился перед деревом, с триумфом указывая на искривленный ствол. Как раз над его головой, глубоко вырезанное в коре дерева, было слово, написанное печатными буквами. Имя.
Оливер.
— Оливер? — спросила озадаченная Стелла.
Глаза Тодда сверкали.
— Он сказал, буквы будут расти вместе с деревом. Так и есть. Точно так, как он сказал. — Мальчик тяжело дышал. Но Стелла почему-то знала, что это не из-за их прогулки.
— Кто это сделал, Тодд? Кто сказал это?
Тодд вел себя так, будто не слышал ее. Он обошел вокруг толстого старого дерева, поглаживая его пальцами, как если бы это было что-то очень дорогое его сердцу.
— Знаете, я взобрался на него. До самой верхушки. Оно, наверное, в милю высотой. Там наверху живет сова. Рыжевато-коричневая сова, я думаю. Разве совы никогда не вылетают днем?
— Нет, если они могут избежать этого. Скажи мне, Тодд…
— Совы забавные.
Она взяла его за руку, заставив присесть рядом с собой на покрытую мхом землю у подножия Дерева. Он сел нехотя, прислонившись спиной к стволу, и уставился на свои руки, лениво дергающие стебли травы. Дождь, прошедший накануне, оставил на всем блестящую пленку.
— Тодд?
— Да, мэм?
— Расскажи мне об Оливере.
Тодд отчаянно затряс своими пшеничными волосами:
— Он — никто.
— Он вырезает свое имя, как если бы был кем-то.