Булька, который заходился лаем так, словно испанский танцор исполнял у него на хвосте фламенко, привлёк внимание шофёра, и тот пошёл посмотреть, что же происходит. И увидел меня на верхушке граната. Шерсть у меня стояла дыбом — на его месте всякий бы испугался.
— А-а-а-а! Чёрная кошка! — заорал он. — Чёрная кошка в саду на дереве!
«Кот!» — мысленно поправил я.
Но тут из дома выскочили две разъярённые горничные с вениками, три садовника с секаторами и повар с половником, на который была намотана горячая вермишель, — и бросились на меня.
в которой я пытаюсь удержать равновесие на шляпе, а потом попадаю в ловушку между толпами безумных демонстрантов
Крики, лай, ругательства, проклятия... Я с трудом втиснулся в глиняный кувшин для полива. К счастью, меня не заметили и продолжали искать в густых зарослях терновника.
Выбрав подходящий момент, я выскочил из кувшина, залез на крышку плетеной корзины, подпрыгнул и оказался на ветках гранатового дерева, а потом на каменной ограде сада. И так, перебегая с ограды на ограду, я миновал ещё пять или шесть садов и огородов, спрыгнул с последнего забора и очутился — где бы вы думали? — на широкополой жёлтой шляпе какой-то дамочки, ехавшей в автомобиле с откинутым верхом.
Вот представьте, каково удерживать равновесие на шляпе, если дама под ней вопит как ненормальная, ведёт при этом машину и одновременно умудряется лупить меня блестящей розовой сумочкой, а оттуда вываливаются помада, румяна, зеркальце и прочие финтифлюшки. Нелёгкая задача, уверяю вас...
Встречные автомобили тормозили со страшным лязгом, теряли ориентацию, врезались в столбы, въезжали на тротуары. Один из них протаранил киоск, продавец выскочил в панике и столкнулся с бежавшим куда-то регулировщиком. Я спрыгнул с жёлтой шляпы на лобовое стекло, а оттуда на тротуар, прямо под ноги буддийскому монаху, который тащил огромную китайскую вазу. Ваза выскользнула у него из рук, упала на тротуар и разлетелась на тысячу осколков.
С такой бешеной скоростью я не бегал ни разу в жизни. И вот мчусь я, напуганный, и что же вижу? Идущую навстречу демонстрацию. Разъярённые демонстранты размахивают дубинками, серпами, палками и скандируют:
Работу на время останови,
чёрную кошку пойди задуши!
Они несут белые транспаранты с красными, как кровь, буквами:
Коль чёрная кошка столкнётся с тобой,
швыряй в неё всё, что найдёшь под рукой!
Эй, кошки, заступники вам не помогут,
им тоже придётся убраться с дороги!
Душа у меня уходит в пятки, я разворачиваюсь и несусь во всю прыть. Но с противоположного конца улицы ко мне приближается другая демонстрация, ещё многолюднее! Демонстранты вооружены граблями, мотыгами, кирками и несут жёлтые транспаранты с большими тёмно-красными буквами:
Крестьяне, рыбаки и пекари,
торговцы, плотники и лекари!
Давайте мы себе поможем —
всех чёрных кошек уничтожим!
Пелену с глаз долой!
Чёрные кошки всему виной!
Они тоже движутся в мою сторону и скандируют:
Цепь несчастий прекрати,
чёрных кошек утопи!
Ну и влип я! Очутился между двумя группами разъярённых демонстрантов. Одни решительно настроены душить чёрных кошек, другие жаждут их топить. А я, несчастный чёрный кот, чёрный как смоль, стою посреди дороги, будто мишень в тире. Застыв от страха, я не решаюсь двинуться ни вперёд, ни назад: и там и там — смерть. А крики приближаются с обеих сторон:
Работу на время останови,
чёрную кошку пойди задуши!
Цепь несчастий прекрати,
чёрных кошек утопи!
И происходит неизбежное. Один демонстрант с дубинкой замечает меня и показывает пальцем. На секунду все замолкают. Тишина. Я пытаюсь притвориться чёрным пятном на асфальте, однако номер не проходит. Тысячи глаз впиваются в меня.
— Я не настоящая чёрная кошка! Я обман зрения!
Они мне не верят.
— Сжальтесь! — кричу я в панике.
Какая там жалость. С воплями они бросаются на меня со всех сторон. В ужасе я верчусь вокруг своей оси, выгибаю спину и шиплю что есть мочи. Но их не напугать. Они приближаются, потрясая мотыгами и дубинками... Озираюсь в отчаянии — и замечаю рядом с тротуаром приоткрытую решётку канализационного люка. Спасён! Я совершаю отчаянный прыжок и попадаю в тёмную дыру. Скатываюсь по скользкой трубе — и вот я уже в сыром и затхлом подземном ходу.
Трое мышей, играющих в кости, с подозрением косятся на меня, когда я стремглав проношусь мимо них. У меня кружится голова, но я бегу не останавливаясь...
в которой отчаявшийся чёрный кот пытается свести счёты с жизнью, а Общество защиты животных неожиданно меняет вывеску
Много часов блуждал я по подземному лабиринту. В тёмных туннелях и разрушенных катакомбах я встречал гигантских крыс, которые делили между собой добычу или жарили сыр на канализационных решётках. Они смотрели на меня настороженно, но напасть не решались. Две крысы высунулись из-за горы тухлых лимонов, хитро мне подмигнули и знаками стали подзывать к себе. Я сделал вид, что не заметил.
Не знаю, сколько прошло времени, но вот наконец я различил в глубине туннеля слабый свет. Я подошёл поближе: оказалось, он идёт из открытой решётки. Какое счастье! Я вскарабкался по скользкой ржавой лестнице, вылез на поверхность и очутился на узкой улочке рядом с церковью.
И тут же услышал совсем рядом крик газетчика:
— Экстренный выпуск! Всякий, кого застигнут за предоставлением укрытия чёрной кошке, будет осуждён! Экстренный вы-ы-ы-пуск!..
Да что ж это такое! Кольцо сжимается. Надо бы избегать центральных улиц, а то снова натолкнусь на какую-нибудь демонстрацию...
Я запрыгнул на белёный забор, прошёл через сад с анютиными глазками, а потом мимо стройки — и увидел кота. Тоже чёрного. Чёрного-пречёрного. С привязанным к шее чёрным камнем. Он стоял на самом краю строительных лесов и явно собирался прыгнуть в пустоту.
(Потом, кстати, я узнал, что многие чёрные кошки, не выдержав преследований, совершали подобные безрассудства. Одна кошка по имени Жужука, например, отравилась, съев семь тухлых сардин. Другая, которую звали Калипсо, опустила голову в аквариум с золотыми рыбками. К счастью, ей не удалось захлебнуться — золотая рыбка укусила её за нос.)