– А потом?
– Потом раздался выстрел. Я вам уже говорила – прямо у меня над ухом. Швейцар бросился ко мне и толкнул меня себе за спину, но тут ударил второй выстрел… Он… он упал, и я закричала. – Ее начало трясти.
– Держись, девочка, – проговорила Бесс негромко, низким голосом. – Спокойно.
Таким голосом она успокаивала своих лошадей, и он отлично подействовал на дочь. Эльвира моргнула, выпрямилась и затихла.
– Вот и молодец, – похвалила ее Бесс.
– А потом появились вы, – обратилась Эльвира к Папаше. – Вы засвистели в свой свисток и велели полицейскому отвести меня в отель. И как только я вошла, я увидела… увидела маму.
– Ну вот, теперь у нас концы с концами сходятся, – заключил Папаша и слегка поерзал на стуле своим грузным телом. – Перейдем к сути дела. Вы знаете человека по имени Ладислав Малиновский? – спросил он.
Тон его был ровным, обыденным, без какого-либо особого нажима. Он не смотрел на девушку, но, так как ушки у него были на макушке, он уловил, как она еле слышно ойкнула. Смотрел он не на дочь, а на мать.
– Нет, – ответила Эльвира, но пауза была слишком долгой. – Нет, не знаю.
– Так-так, – сказал Папаша. – А я подумал, что вы могли бы его знать. И еще подумал, что сегодня вечером он где-то здесь.
– Но зачем ему быть здесь сегодня?
– Дело в том, что машина его стоит поблизости, – пояснил Папаша. – Вот я и решил, что и он сам здесь.
– Я с ним незнакома, – повторила Эльвира.
– Выходит, я ошибся. Но вы-то, разумеется, с ним знакомы? – повернулся Папаша к Бесс Седжвик.
– Естественно, – ответила Бесс. – Знаю его уже много лет. – Она добавила с легкой усмешкой: – Он просто сумасшедший. Гоняет как ангел или, вернее, как дьявол и когда-нибудь сломает себе шею. Полтора года назад он сильно разбился.
– Да, помню, я читал об этом, – кивнул Папаша. – Он ведь больше не участвует в гонках?
– Пока нет. Возможно, и вообще не будет.
– Как вы думаете, мне уже можно идти спать? – спросила Эльвира жалобным голосом. – Я ужасно устала.
– Разумеется. Понятно, что вы устали, – сказал Папаша. – Вы рассказали нам все, что помните?
– О да.
– Я провожу тебя, – предложила Бесс.
Мать и дочь вышли вместе.
– Она его отлично знает, – заметил Папаша.
– Вы и впрямь так думаете? – спросил сержант Уоделл.
– Не думаю, а точно знаю. Она пила с ним чай на днях в парке Баттерси.
– Как вы про это проведали?
– Мне сообщила одна старая леди, очень этим расстроенная. Не находит его подходящим приятелем для столь юной девушки. В этом она не ошибается.
– Особенно если он и маменька… – Уоделл деликатно умолк. – Это общеизвестная сплетня.
– Да. То ли правда, то ли нет. Может, и так.
– Если так, то за которой же он действительно охотится?
Папаша проигнорировал вопрос:
– Мне нужно, чтобы его нашли. Очень нужно. Машина его здесь – сразу за углом.
– Вы считаете, что он живет в этом отеле?
– Не думаю. Не вписывается. Если он при-ехал сюда, то для встречи с девицей. Она-то уж точно явилась ради него.
Дверь отворилась, и вошла Бесс Седжвик.
– Я вернулась, потому что хочу с вами поговорить, – сказала она и перевела взгляд с Папаши на двоих других мужчин. – Не могли бы мы поговорить наедине? Я сообщила вам все, что могла, но я бы хотела сказать вам пару слов без свидетелей.
– Не вижу к тому препятствий, – ответил ей старший инспектор Дэви. Он кивнул, и молодой детектив, захватив блокнот, удалился. Уоделл вышел вместе с ним.
– Итак? – произнес старший инспектор Дэви.
Леди Седжвик села напротив него.
– Эта дурацкая история с отравленными конфетами, – начала она. – Это полная чушь. Нелепая до предела. Ни на минуту не верю, что такое могло произойти.
– Не верите, вот как?
– А вы?
Папаша в сомнении покачал головой:
– Вы полагаете, что ваша дочь ее выдумала?
– Да. Но зачем?
– Ну если вы не знаете зачем, – развел руками старший инспектор Дэви, – откуда же мне знать? Она ведь ваша дочь. И соответственно, вам это должно быть более понятно.
– Я совершенно не знаю свою дочь, – с горечью призналась Бесс Седжвик. – Я не виделась с ней и никак не общалась с того времени, как ей исполнилось два года, а я сбежала от ее отца.
– Ах да, я это знаю. Мне это кажется странным. Видите ли, леди Седжвик, суд обычно дает матери, даже если она виновата в разводе, опеку над ребенком, коль скоро она этого хочет. Вы, очевидно, не просили. Вы этого не хотели.
– Я тогда думала, что лучше не надо.
– Почему?
– Ну, считала, что это для нее небезопасно.
– С моральной точки зрения?
– Нет, не по моральным причинам. Теперь полно внебрачных связей. Дети должны знать об этом, им приходится с этим жить. Но жизнь, которую мне предстояло вести, не была безопасной. Ничего не поделаешь: ты таков, каким родился. Мне было предначертано от рождения жить опасно. Я не законопослушна, и для меня не существует условностей. Я подумала, что для Эльвиры будет лучше, что она будет счастливее, если получит традиционное английское воспитание. Будет защищена и присмотрена…
– Но без материнской любви?
– Я думала, что если она привяжется ко мне, то ей придется страдать. Вы можете, конечно, мне не верить, но я чувствовала именно так.
– Понятно. И вы все еще уверены в своей правоте?
– Нет, – сказала Бесс. – Не уверена. Сейчас мне кажется, что я, вероятно, сильно заблуждалась.
– Знает ли ваша дочь Ладислава Малиновского?
– Я уверена, что не знает. Она так и сказала. Вы сами слышали.
– Да, я слышал.
– Ну так в чем же дело?
– Она чего-то боялась, когда сидела здесь, вы, надеюсь, это понимаете. Люди нашей профессии часто видят страх и легко его распознают. Она испугалась – почему? Были эти шоколадки или нет, но на нее действительно покушались. И эта история с метро вполне может быть достоверной.