Исеулт все еще стояла рядом с Хасвольдом, который дергался, как умирающая рыба.
Я оттеснил ее и воткнул Вздох Змея в горло старосты.
— Отрежь ему голову, — сказала она.
— Зачем?
— Это очень сильная магия.
Мы поместили голову Хасвольда на стену форта, лицом в сторону датчан. Со временем там появились еще восемь голов: то были сторонники Хасвольда, их убили жители деревни, которые рады были от них избавиться. Но головы Эофера, лучника, среди этих трофеев не оказалось.
Как выяснилось, этот верзила был дурачком и не умел говорить, мог только хрюкать и временами издавать воющие звуки. Его смог бы повести за собой даже ребенок, но при этом недоумок обладал необыкновенной силой и прекрасно стрелял из лука: Эофер был способен уложить взрослого кабана за сотню шагов. Кстати, именно так и переводилось его имя: «кабан».
Я оставил Леофрика командовать гарнизоном Этелингаэга и вернулся вместе с Исеулт в деревню, где мы жили. Моя подруга была молчалива, и я подумал, что она погружена в печаль, но потом она вдруг рассмеялась.
— Смотри! — указала Исеулт на тусклую липкую кровь мертвеца на меховом плаще Эльсвит.
Она все еще сжимала в руке Осиное Жало. То был мой короткий меч, так называемый сакс — страшное оружие в ближнем бою, когда люди стоят так тесно, что нет места размахнуться длинным мечом или топором.
Исеулт сполоснула лезвие, а потом оттерла остатки крови подолом мехового плаща Эльсвит.
— А это трудней, чем я думала, — сказала она, — убить человека.
— Для этого нужна сила.
— Зато теперь я получила его душу.
— Так вот почему ты так поступила?
— Чтобы дать жизнь, ты должен отобрать ее у кого-то другого, — заявила она и отдала мне Осиное Жало.
* * *
Когда мы вернулись, Альфред брился. Он отпустил бороду, но не ради маскировки, а потому что слишком пал духом, чтобы заботиться о своей внешности. Однако когда мы с Исеулт подошли к его убежищу, он стоял голым по пояс перед большим деревянным корытом с теплой водой. Я заметил, как сильно исхудал наш король. Он умылся, расчесал волосы и теперь выскабливал щетину старым лезвием, одолженным у местного жителя. Его дочь Этельфлэд держала кусок серебра, служивший Альфреду зеркалом.
— Я чувствую себя лучше, — серьезно сообщил он мне.
— Вот и хорошо, мой господин, — ответил я. — И я тоже.
— Значит ли это, что ты кого-то убил?
— Она убила. — Я мотнул головой в сторону Исеулт.
Он задумчиво посмотрел на нее.
— Моя жена, — сказал Альфред, окунув бритву в воду, — спрашивала, на самом ли деле Исеулт — королева.
— На самом деле. Но этот титул не много значит в Корнуолуме. Она была королевой навозной кучи.
— И она язычница?
— Вообще-то Корнуолум был христианским королевством. Разве брат Ассер тебе об этом не говорил?
— Он сказал, что тамошние жители были плохими христианами.
— Я думаю, судить об этом следует только Богу.
— Хорошо, Утред, не будем спорить!
Король махнул в мою сторону бритвой, потом наклонился к серебряному зеркалу и выбрил верхнюю губу. После чего поинтересовался:
— А Исеулт умеет предсказывать будущее?
— Умеет.
Несколько минут король молча брился, а его дочурка с интересом рассматривала Исеулт.
— Тогда спроси у нее, — велел мне Альфред, — буду ли я снова королем Уэссекса.
— Вы будете королем, — к моему удивлению, произнесла Исеулт абсолютно равнодушно.
Альфред уставился на нее:
— Моя жена считает, что теперь, когда Эдуарду стало лучше, мы можем поискать корабль и отправиться во Франкию, а может быть, даже в Рим. В Риме есть община саксов. — Он выскоблил бритвой подбородок. — Там нас радушно примут.
— Датчане будут побеждены, — по-прежнему без выражения произнесла Исеулт, однако в ее голосе не было и тени сомнения.
Альфред потер руками лицо.
— Пример Боэция говорит мне, что она права, — сказал он.
— Боэция? — переспросил я. — Это один из твоих воинов?
— Утред, он был римлянином, — ответил Альфред укоризненным тоном, пораженный моим невежеством. — То был христианин, философ и человек, сведущий в книжных премудростях. Да, весьма и весьма сведущий! — Он помедлил, видимо задумавшись об этом самом Боэции. — Когда язычник Аларих опустошил Рим и цивилизация и истинная религия, казалось, были обречены, один Боэций стойко боролся против грешников. Он претерпел мучения, но выжил, и нас вдохновляет его пример. Воистину вдохновляет. — Альфред указал на меня бритвой. — Мы никогда не должны забывать о примере Боэция, Утред, никогда.
— Я не забуду, мой господин, — кивнул я. — Но как, по-твоему, книжная премудрость вызволит нас отсюда?
— Сдается мне, что, когда датчане уйдут, я должен отпустить бороду, — сказал он. — Спасибо тебе, милая. — Последние слова были обращены к Этельфлэд. — Верни зеркало Энфлэд, хорошо?
Малышка убежала, и Альфред лукаво посмотрел на меня:
— Тебя удивляет, что моя жена и Энфлэд подружились?
— Я рад этому, мой господин.
— Я тоже.
— Но мне интересно, знает ли твоя жена, как Энфлэд зарабатывает на жизнь?
— Вообще-то нет. Она думает, что Энфлэд была поварихой в таверне. И это почти правда. Итак, у нас есть крепость Этелингаэг?
— Да. Леофрик командует тамошним гарнизоном из сорока трех человек.
— И здесь у нас еще двадцать восемь. Да это просто воинство мидийское! — Он явно воспрял духом. — Тогда мы должны туда перебраться.
— Может, не сейчас, а через неделю или две?
— А зачем ждать?
Я пожал плечами.
— Эта деревня лучше укрыта в болотах. Когда у нас будет достаточно народу, чтобы удержать Этелингаэг, тогда и придет время туда перебраться.
Альфред натянул грязную рубашку.
— Твой новый форт не сможет остановить датчан?
— Он задержит их, мой господин, но потом датчане все-таки сумеют пробиться через болото. Однако поймут, что это трудно сделать, потому что Леофрик выкопал рвы, чтобы защитить восточный край Этелингаэга.
— Так ты говоришь, что там не так безопасно, как в этой деревне?
— Да, мой господин.
— Вот именно поэтому я и должен туда отправиться, — заявил Альфред. — Тогда люди не смогут сказать, что их король скрывается неведомо где, верно? — улыбнулся он. — Пусть мои подданные знают, что король бросает вызов датчанам, что он ждет их там, куда они смогут прийти, при этом подвергая себя опасности.