Девочка послушно закрыла глаза, три раза повернулась, а Рагнар тем временем показал на лошадку и кивнул Эдуарду, который подхватил игрушку и убежал к няньке. И когда Этельфлэд, слегка покачиваясь, потому что у нее закружилась голова, прокричала волшебное слово, лошадка уже исчезла.
— Ты сжульничал! — обвиняющим тоном сказала она Рагнару.
— Зато ты получила хороший урок, — произнес я, присев рядом с малышкой на корточки, как будто собирался поведать ей секрет. Подавшись вперед, я прошептал Этельфлэд на ухо: — Никогда не доверяй датчанам.
Она улыбнулась. В ту долгую дождливую зиму, когда Альфред с семьей укрывался на болотах Суморсэта, мы с Этельфлэд подружились. Эта славная малышка очень нравилась мне, да и девочка испытывала ко мне расположение.
Этельфлэд осторожно прикоснулась к моему носу и поинтересовалась:
— Как это произошло?
— Один плохой человек сломал мне нос, — ответил я.
Это Хакка однажды ударил меня на «Торговце», когда ему показалось, будто я гребу не в полную силу.
— И теперь твой нос кривой, — заключила девочка.
— Зато теперь я могу унюхать, чем пахнет за углом.
— А что случилось с тем плохим человеком, который сломал тебе нос?
— Он умер, — ответил я.
— Это хорошо, — кивнула Этельфлэд. И похвасталась: — А у меня есть жених!
— Да ну? — удивился я.
— Этельред из Мерсии, — гордо объявила она, но тут же нахмурилась, увидев промелькнувшее на моем лице отвращение.
— Да это же мой двоюродный брат, — сказал я, пытаясь скрыть свои чувства.
— Этельред — твой двоюродный брат? — спросила малышка.
— Да.
— Я должна стать его женой и жить в Мерсии. Ты бывал в Мерсии?
— Да.
— Там хорошо?
— Тебе там понравится, — ответил я, хотя сильно в этом сомневался.
Вряд ли ей понравится в Мерсии, если она выйдет замуж за этого напыщенного сопляка — моего кузена. Но не говорить же девочке правду.
— Этельред ковыряет в носу? — нахмурилась Этельфлэд.
— Вряд ли.
— А Эдуард ковыряет, — сказала она, — и потом ест козявки! Фу!
Она подалась вперед, порывисто поцеловала меня в сломанный нос и побежала к няньке.
— Хорошенькая девочка, — заметил Рагнар.
— Бедняжка загубит понапрасну свою жизнь, если станет женой моего двоюродного брата, — ответил я.
— Если этот твой братец так плох, неужели Альфред отдаст за него дочку?
Еще как отдаст. Этельред в свое время привел людей в Этандун, всего несколько человек, но этого оказалось достаточно, чтобы Альфред благоволил к нему.
— Дело в том, что Этельред станет олдерменом Мерсии после смерти своего отца, и если дочь Альфреда сделается его женой, это свяжет Мерсию и Уэссекс, — объяснил я.
— В Мерсии слишком много датчан, — покачал головой Рагнар. — Саксы никогда не будут снова там править.
— Альфред не отдал бы свою дочь за олдермена Мерсии, если бы не хотел что-нибудь заполучить взамен.
— Чтобы что-нибудь заполучить, надо быть храбрым, — возразил Рагнар. — А не просто сидеть и все подряд записывать. Но Альфред слишком осторожен, чтобы идти на риск.
— Ты и вправду считаешь, что он слишком осторожен? — слегка улыбнулся я.
— Ясное дело, — пренебрежительно бросил Рагнар. — Этот человек совершенно не способен рисковать.
— Не совсем, — сказал я и замолчал, прикидывая, стоит ли открыть другу секрет.
Заметив мои колебания, Рагнар понял, что я что-то скрываю, и требовательно воззрился на меня:
— Ну?
Я все еще колебался, но потом решил, что, если расскажу ту старую историю, вреда не будет.
— Помнишь ту зимнюю ночь, когда мы с тобой встретились в Сиппанхамме? — спросил я. — Город тогда занял Гутрум, и все вы верили, что Уэссекс падет, а мы с тобой еще пили в церкви?
— Конечно, я помню. Ну так что?
Той зимой Гутрум вторгся в Уэссекс, и казалось, что он вот-вот выиграет войну, потому что армия восточных саксов рассеялась. Некоторые таны бежали за море, многие заключили с Гутрумом мир, а Альфреду тогда пришлось прятаться на болотах Суморсэта. Однако Альфред не собирался сдаваться. Он решил переодеться в арфиста и прокрасться в Сиппанхамм — шпионить за датчанами, и настоял-таки на своем. Я тогда спас его, в ту самую ночь, когда встретил Рагнара в королевской церкви.
— А помнишь, — продолжал я, — со мной тогда был слуга, который скромно сидел в сторонке, накинув на голову капюшон? Я еще приказал этому слуге молчать?
Рагнар нахмурился, пытаясь припомнить ту зимнюю ночь, потом кивнул:
— Ну да, точно.
— Так вот, это был не слуга, — сказал я, — а Альфред.
Рагнар изумленно уставился на меня. Неужели я обманул его той далекой ночью? Разумеется, узнай он тогда правду, датчане смогли бы в ту же ночь завоевать Уэссекс.
На мгновение я пожалел, что рассказал ему обо всем. Я боялся, что Рагнар обидится на меня, но он вдруг засмеялся:
— Это был Альфред? В самом деле?
— Да, он пришел, чтобы шпионить за вами, а я пришел, чтобы его спасти.
— Неужели Альфред отважился проникнуть в лагерь Гутрума?
— Так что этот человек умеет рисковать, — заключил я, возвращаясь к нашему разговору о Мерсии.
Но Рагнар все еще думал о той далекой холодной ночи.
— Почему ты мне ничего не сказал? — поинтересовался он.
— Потому что я принес королю клятву верности.
— Мы бы сделали тебя богаче любого короля, — произнес Рагнар. — Мы бы дали тебе корабли, людей, лошадей, серебро, женщин — да все, что угодно! Ты должен был сказать мне, своему другу, правду!
— Я принес ему клятву, — повторил я — и вспомнил, как близко был в ту ночь к тому, чтобы предать Альфреда.
До чего же велико было тогда искушение! Той ночью мне было достаточно произнести всего несколько слов, чтобы навеки прекратить правление саксов в Англии. Я мог бы превратить Уэссекс в датское королевство. Я мог бы все это сделать, предав человека, который мне не слишком нравился, ради человека, которого любил, как родного брата, — и все-таки я тогда промолчал. Я дал клятву, и оковы чести сковали нас, лишив возможности выбирать.
— Wyrd bið ful aræd, — сказал я.
От судьбы не уйдешь. Она держит нас, подобно упряжи. Я считал, что навсегда покинул Уэссекс и сумел улизнуть от Альфреда, — и вот пожалуйста, я снова в его дворце.
Он вернулся в полдень, окруженный перестуком копыт и шумной суматохой, которую поднимали вокруг него слуги, монахи и священники. Два человека понесли королевскую постель обратно в его спальню, в то время как монах катил бочку, набитую документами, которые, очевидно, нужны были Альфреду во время его однодневного отсутствия. Какой-то священник торопливо нес покров от алтаря и распятие, а двое других — реликвии, сопровождавшие Альфреда во всех его путешествиях.