С тех пор он вот уже двенадцать лет путешествовал, странствуя по британским землям саксов и датчан. И везде его встречали приветливо, потому что он приносил с собой смех, хотя сейчас, честно говоря, произвел на меня впечатление довольно мрачного человека.
Беокка оказался прав. Оффа и впрямь побывал в Нортумбрии, да и глаза имел чрезвычайно зоркие. Теперь я понял, что Альфред пригласил его во дворец вовсе не затем, чтобы посмотреть на собак. Оффа явно был одним из его шпионов, приносившим ко двору короля восточных саксов новости, собранные по всей Британии.
— А теперь расскажи, что происходит в Нортумбрии, — попросил я.
Оффа скорчил гримасу и уставился на потолочные балки.
Посетители «Двух журавлей» развлекались тем, что ставили на балке зарубку всякий раз, как снимали одну из шлюх таверны, и, похоже, сейчас Оффа вознамерился сосчитать эти зарубки. На такие подсчеты могла уйти целая вечность. Потом он хмуро посмотрел на меня и сказал:
— Новости, мой господин, — это товар вроде эля, шкур или услуг шлюх. Они покупаются и продаются.
Он подождал, пока я выложу на стол монету. А потом долго смотрел на эту монету и отчаянно зевал. Пришлось достать еще один шиллинг.
— С чего ты хочешь, чтобы я начал свой рассказ? — спросил он.
— Расскажи, что творится на Севере.
В Шотландии все тихо, поведал мне Оффа. У короля Аэда образовался свищ, и это поубавило ему воинственности. Хотя, конечно, скотты продолжают вовсю угонять скот из Нортумбрии, где мой дядя, узурпатор Эльфрик, теперь называет себя не иначе как повелителем Берниции.
— Он хочет быть королем Берниции? — спросил я.
— Он хочет, чтобы его оставили в покое, — ответил Оффа. — Сам Эльфрик никого не трогает, копит деньги, признал Гутреда королем и все время держит наготове свои мечи. Твой дядя не дурак. Он приветствовал датских переселенцев, потому что те предложили ему защиту против скоттов, но при этом Эльфрик не разрешает войти в Беббанбург ни одному датчанину, которому он не доверяет. Он все время печется о безопасности крепости.
— Но он хочет быть королем? — настойчиво продолжал расспрашивать я.
— Если даже и хочет, — ядовито отозвался Оффа, — то предпочитает благоразумно помалкивать, чтобы не гневить Бога.
— А его сын жив?
— Теперь у него два сына, оба юные, а вот жена умерла.
— Я слышал об этом.
— Его старшему сыну понравились мои собаки, и он просил, чтобы отец их купил. Но я отказался продать.
Помимо этого я немного узнал от Оффы о Беббанбурге — только то, что там расширили главный зал и — еще более зловещая новость — перестроили также внешнюю стену и нижние ворота, сделав их выше и сильнее.
Я спросил, бывал ли он со своими собаками в Дунхолме. Оффа удивленно посмотрел на меня и перекрестился.
— Ни один человек не входит в Дунхолм по доброй воле, — ответил он. — Твой дядя дал мне эскорт, чтобы проводить меня через земли Кьяртана, чему я весьма рад.
— Похоже, Кьяртан процветает? — горько вопросил я.
— Он разрастается, как вечнозеленый лавр, — сказал Оффа и, видя мое недоумение, пояснил: — Он процветает, вовсю грабит, насилует и убивает, а Дунхолм служит ему надежным укрытием. Но влияние Кьяртана шире, много шире. У него есть деньги, и на них он покупает себе друзей. Если какой-то датчанин жалуется на Гутреда, можешь быть уверен: этот датчанин берет деньги у Кьяртана.
— Я думал, Кьяртан обязался выплачивать Гутреду дань?
— Он платил ее всего один год. А потом доброму королю Гутреду пришлось обходиться без нее.
— Доброму королю Гутреду?
— Так его называют в Эофервике, — сказал Оффа, — но называют только христиане. Датчане же считают его легковерным дураком.
— Из-за того, что он христианин?
— А христианин ли он? — спросил самого себя Оффа. — Да, Гутред во всеуслышание заявляет, что христианин, и ходит в церковь, но я подозреваю, что он все еще наполовину верит в старых богов. Но он не нравится датчанам не только поэтому. Он пытается взимать с датчан налог на церковь. Эту затею не назовешь умной.
— И сколько же еще осталось править доброму королю Гутреду? — заинтересовался я.
— За пророчества я беру дороже, — ответил Оффа. — Так уж повелось, что все бесполезное стоит дороже.
Я не спешил открывать кошелек.
— А как насчет Ивара? — спросил я.
— В смысле?
— Он все еще признает Гутреда королем?
— Пока что — да, — осторожно произнес Оффа, — но ярл Ивар снова стал самым могущественным человеком в Нортумбрии. Он взял деньги у Кьяртана и, как я слышал, набрал на них себе воинов.
— Зачем?
— А ты сам как думаешь? — саркастически спросил Оффа.
— Чтобы посадить на трон своего человека?
— Вполне возможно, хотя у Гутреда тоже есть своя армия.
— Армия саксов?
— Армия христиан. По большей части — саксов.
— Похоже, надвигается гражданская война?
— В Нортумбрии, — отозвался Оффа, — всегда надвигается гражданская война.
— И Ивар победит, — сказал я, — потому что он безжалостен.
— Он стал более осторожным, — заметил Оффа. — Аэд преподал ему хороший урок три года тому назад. Но через некоторое время Ивар обязательно нападет. Когда будет уверен, что сможет победить.
— Ну, в таком случае Гутред должен убить Ивара и Кьяртана.
— Что должны делать короли, это превыше моего скромного разумения. Я учу собак танцевать, а не людей — править. Ты желаешь знать новости о Мерсии, мой господин?
— Я желаю знать новости о сестре Гутреда.
Оффа слегка улыбнулся.
— О Гизеле? Она теперь монахиня.
Я был потрясен.
— Как монахиня? Неужели Гизела стала христианкой?
— Сомневаюсь, что она христианка, — ответил Оффа, — но, по крайней мере, отправившись в монастырь, она обрела защиту.
— Защиту от кого?
— От Кьяртана. Он хотел выдать Гизелу замуж за своего сына.
Эта новость донельзя меня удивила.
— Но ведь Кьяртан ненавидит Гутреда, — сказал я.
— И тем не менее решил, что сестра Гутреда будет подходящей партией для его одноглазого сына. Подозреваю, что он спит и видит Свена королем Эофервика, а женитьба на сестре Гутреда помогла бы осуществлению этих честолюбивых мечтаний. Как бы то ни было, Кьяртан послал людей в Эофервик и предложил Гутреду деньги и мир. Он вдобавок пообещал, что перестанет калечить христиан, если получит согласие на брак. Думаю, для Гутреда то было немалым искушением.