Однако по румянцу, проступившему на его лице, я понял, что затронул тайные чаяния Беокки. Он хотел, чтобы его тоже объявили святым. А почему бы и нет? Он был хорошим человеком, куда лучше, чем многие известные мне люди, почитаемые ныне как святые.
В тот день мы с Бридой навестили Хильду, и я пожертвовал ее монастырю тридцать шиллингов: почти все деньги, которые у меня были. Но Рагнар пребывал в беспечной уверенности, что ему непременно вскоре привезут из Ютландии состояние Сверри, и тогда он поделится со мной. Я тоже верил в это и потому спокойно вручил свои монеты Хильде, которую привел в восхищение серебряный крест на рукояти Вздоха Змея.
— Отныне ты должен мудро пользоваться этим мечом, — серьезно проговорила она.
— Я всегда пользуюсь им мудро.
— Ты использовал силу Господа, направив ее в клинок, — пояснила Хильда. — И эта сила не должна иметь ничего общего со злом.
Я сомневался, что послушаюсь ее наказа, но все равно был очень рад повидаться с Хильдой. Альфред подарил ей пыль с гробницы святого Хедды, и аббатиса сказала, что, смешав ее с творогом, приготовила чудесное снадобье, немедленно исцелившее в монастыре дюжину больных.
— Если ты когда-нибудь заболеешь, — заметила она, — обязательно приходи к нам. Мы смешаем пыль со свежим творогом и помажем тебя этой мазью.
Я увидел Хильду снова на следующий день, когда нас всех пригласили на освящение церкви и церемонию обручения Этельфлэд. Аббатиса, вместе со всеми остальными монахинями Винтанкестера, стояла в боковом нефе, в то время как Рагнар, Брида и я были вынуждены остаться в самой дальней части церкви, поскольку появились поздно. Я был выше большинства мужчин, но все равно разглядел только малую часть церемонии, которая, казалось, длилась целую вечность.
Два епископа читали молитвы, священники разбрызгивали святую воду, а хор монахов что-то распевал. Потом архиепископ Контварабургский прочел длинную проповедь, в которой (и это меня очень порадовало) ничего не говорилось ни о новой церкви, ни об обручении. Он лишь поносил церковников Уэссекса за то, что они носят короткие одежды, а не длинные.
— Сие есть бесовское одеяние! — гремел епископ. — Короткие одежды оскорбляют его святейшество Папу в Риме, и, под страхом отлучения от церкви, их ношение следует немедленно прекратить!
Священники, стоявшие рядом с нами, все как один были как раз в коротком. Они попытались съежиться, чтобы походить на карликов в длинных одеждах. Монахи снова запели, а потом мой двоюродный брат, рыжеволосый и самоуверенный, с важным видом подошел к алтарю, и отец подвел к нему малышку Этельфлэд и поставил рядом. Архиепископ что-то побормотал над ними, их побрызгали святой водой, а потом только что обрученная пара была представлена собравшимся, и все мы послушно разразились приветственными криками.
Затем невесту поспешили увести, а все мужчины в церкви начали поздравлять Этельреда. Ему исполнилось двадцать лет. Он был на одиннадцать лет старше Этельфлэд. Этот низкорослый, рыжеволосый, надменный юноша не сомневался в собственной значимости. Ну как же: он был сыном своего отца, а тот считался главным олдерменом Южной Мерсии — области, меньше всего населенной датчанами. И поскольку однажды Этельред станет предводителем свободных мерсийских саксов, он сможет привести большую часть Мерсии под правление Уэссекса. Именно поэтому ему и обещали в жены дочь Альфреда.
Этельред пошел по нефу, приветствуя присутствующих, а потом увидел меня — и страшно удивился.
— А я слышал, что тебя взяли в плен на Севере, — сказал он.
— Так оно и было.
— Однако ты здесь! А знаешь, Утред, ты именно тот человек, который мне нужен.
Он улыбнулся, убежденный, что я испытываю к нему глубокую симпатию, даже и не подозревая, насколько ошибается. Самоуверенный Этельред считал, что все в целом мире восхищаются им, а потому только и мечтают стать его друзьями.
— Король оказал мне честь, назначив командиром своей личной стражи, — сказал он.
— Да ну? — удивился я.
— По крайней мере, до тех пор, пока я не унаследую обязанности своего отца.
— Полагаю, твой отец хорошо себя чувствует? — сухо спросил я.
— Он болен, — с довольным видом ответил Этельред. — Поэтому кто знает, как долго я буду командовать стражей Альфреда! Но ты мне очень пригодишься, если станешь служить в этой страже.
— Я бы предпочел разгребать дерьмо, — откровенно сказал я и протянул руку к Бриде, поинтересовавшись: — Помнишь Бриду? Ты пытался изнасиловать ее лет десять тому назад.
Этельред густо покраснел, ничего не ответил и поспешил прочь. Брида засмеялась ему вслед, потом чуть заметно поклонилась, потому что Эльсвит, жена Альфреда, как раз проходила мимо.
Эльсвит сделала вид, что не заметила нас: она никогда не любила ни меня, ни Бриду. Зато Энфлэд, ближайшая компаньонка Эльсвит, нам улыбнулась, и я поцеловал ей руку.
— Эта женщина была шлюхой в таверне, — сказал я, — а теперь управляет домашним хозяйством короля.
— Ей повезло, — ответила Брида.
— А Альфред знает, что она была шлюхой? — осведомился Рагнар.
— Притворяется, что не знает, — сказал я.
Альфред шел последним. Он выглядел больным, но в этом не было ничего необычного. Король слегка наклонил голову, проходя мимо меня, но ничего не сказал, зато Беокка засеменил ко мне. Мы беседовали у дверей, пережидая, когда схлынет толпа.
— Ты должен повидаться с королем сегодня же после полуденных молитв, — сказал мне Беокка. — И ты тоже, господин Рагнар. Я вас позову.
— Мы будем в «Двух журавлях», — ответил я.
— Интересно, почему вам так полюбилась эта таверна?
— Ясно почему: ведь это не только таверна, но и бордель. И если ты туда пойдешь, святой отец, позаботься о том, чтобы сделать зарубку на балке, дабы показать, что ты завалил одну из тамошних красоток. От души рекомендую тебе Этель. У нее только одна рука, но она ею такое вытворяет!
— Боже всемилостивый, Утред! — пришел в ужас Беокка. — Как ты можешь говорить такие вещи? Если я когда-нибудь женюсь, а я молюсь, чтобы Христос даровал мне такое счастье, я отправлюсь к своей невесте незапятнанным.
— Дай Бог, чтобы именно так все и случилось, святой отец, — ответил я, на сей раз вполне серьезно.
Бедный Беокка. Он был удивительно некрасив — и все-таки мечтал о семейном счастье. Покамест он не нашел себе супруги, и я сомневался, что когда-нибудь найдет. Наверняка немало женщин не отказались бы выйти за него замуж, несмотря на его косоглазие и прочие уродства — ведь этого священника высоко ценил сам Альфред, — но Беокка ждал, когда его, подобно молнии, поразит любовь. Он с благоговением взирал на красивых женщин, предавался безнадежным мечтам и читал молитвы.
«Может быть, — подумал я, — однажды Небеса и впрямь вознаградят его восхитительной невестой».