И он повел Тайру к дому Кьяртана, над крышей которого все еще вился дымок.
Рагнар двинулся было за ними, но я покачал головой, и он остановился.
Я поставил правую ногу на живот мертвого Кьяртана и выдернул меч. Я отдал Сокрушителя Сердец Рагнару, и тот обнял меня, но не скажу, что мы оба сильно ликовали. Да, мы совершили невозможное, захватили Дунхолм, но Ивар все еще был жив, а Ивар был куда более сильным врагом, чем Кьяртан.
— Что мне сказать Тайре? — спросил Рагнар.
— Скажи правду, — посоветовал я, потому что не знал, что еще ему ответить.
А потом отправился на поиски Гизелы.
* * *
Гизела и Брида взяли на себя заботу о Тайре. Они вымыли ее с ног до головы, вынули засохший плющ из ее золотистых волос и расчесали их, после чего высушили перед огромным очагом в главном зале дома Кьяртана. Потом Гизела и Брида одели Тайру в простое шерстяное платье и плащ из меха выдры.
Затем Рагнар с сестрой уселись перед огнем, чтобы поговорить. Они беседовали наедине, а мы с отцом Беоккой вышли наружу и зашагали по двору.
Дождь прекратился.
— Кто такой Аваддон? — спросил я.
— Я отвечал за твое образование, — ответил отец Беокка, — и сейчас мне за себя стыдно. Ну разве можно этого не знать?
— Как видишь, можно. Так кто он?
— Темный ангел из бездонной преисподней, конечно. Я уверен, что рассказывал тебе о нем. Это демон, который первым будет мучить тебя, если ты не раскаешься и не станешь христианином.
— Ты храбрый человек, святой отец, — сказал я Беокке.
— Не говори ерунду, Утред.
— Я и сам пытался подойти к Тайре, но боялся гончих. Они сегодня уже загрызли человек тридцать или даже больше, а ты просто взял и пошел к ним.
— Это всего лишь собаки, — отмахнулся Беокка. — Если Господь и святой Кутберт не могут защитить меня от собак, что же они тогда вообще могут?
Я остановил своего друга, положив руки ему на плечи и крепко обняв.
— Ты очень храбрый человек, святой отец, — настойчиво проговорил я. — И позволь мне выразить свое восхищение!
Беокка был безмерно доволен этой похвалой, но попытался принять скромный вид.
— Я просто молился, — сказал он, — а Бог сделал все остальное.
И он пошел дальше, пиная валяющиеся на земле копья.
— Не думаю, что гончие причинили бы мне вред, — проговорил Беокка, — потому что я всегда любил собак. В детстве у меня был пес.
— Тебе стоило бы завести еще одного, — сказал я. — Пса, который стал бы твоим компаньоном.
— Когда я был маленьким мальчиком, от меня было мало толку, — продолжал он, проигнорировав мое замечание. — Ну, правда, я мог подбирать камни и отпугивать птиц с огорода, но я не мог как следует работать. Пес был моим другом, но он погиб. Его убили злые мальчишки.
Беокка несколько раз моргнул.
— А Тайра хорошенькая, правда? — печально спросил он.
— Теперь, когда ее отмыли, да, — согласился я.
— Эти шрамы на ее руках и ногах… Я думал, что ее порезали Кьяртан или Свен. Но ничего подобного. Бедняжка сделала это сама.
— Она сама себя порезала?
— Полосовала себя ножами, так она мне сказала. Как ты думаешь, зачем ей это было нужно?
— Чтобы превратить себя в уродину? — предположил я.
— Но Тайра вовсе не уродина, — недоуменно проговорил Беокка. — Она настоящая красавица.
— Да, — кивнул я. — Красавица.
И я снова почувствовал жалость к Беокке. Бедняга начинал стареть, он всегда был невзрачным калекой. Он мечтал о семейной жизни, но не мог найти подходящую женщину. Ему следовало бы стать монахом и принять обет безбрачия. Но Беокка был священником, о чем никак нельзя забывать, поэтому он сурово посмотрел на меня и сказал:
— Альфред послал меня, чтобы проповедовать мир, а вместо этого я сперва наблюдал, как ты убил святого брата, а теперь вот взирал на это побоище.
Он недовольно скривился, глядя на мертвецов.
— Альфред послал нас, чтобы мы охраняли Гутреда, — напомнил я.
— И мы должны были позаботиться о безопасности святого Кутберта, — настаивал Беокка.
— Мы это сделаем.
— Мы не можем здесь оставаться, Утред, мы должны вернуться в Кетрехт. — Беокка тревожно посмотрел на меня снизу вверх единственным здоровым глазом. — Мы должны победить Ивара!
— Мы победим его, святой отец.
— Говорят, у него самая большая армия в Нортумбрии!
— Но умрет он в одиночку, святой отец, — заверил я.
Я и сам не знал, почему так сказал. Эти слова просто слетели у меня с языка, и я подумал, что, должно быть, моими устами говорил бог.
— Ивар умрет в одиночку, — повторил я, — обещаю.
Но сперва нужно было кое-что сделать. Вырыть сокровища, которые Кьяртан закопал под полом того дома, где жили собаки. И мы приказали его рабам копать воняющий дерьмом пол. В тайнике обнаружились бочки с серебром и золотом, кресты, похищенные из церквей, браслеты, кожаные мешки с самоцветами — агатами, янтарем и гранатами и даже тюки драгоценного заморского шелка, уже наполовину сгнившие во влажной земле.
Побежденные воины Кьяртана соорудили для своих погибших товарищей погребальный костер, но Рагнар настоял на том, что ни Кьяртан, ни Свен (хотя от тела последнего осталось и немного) не будут удостоены таких похорон. Вместо этого мы сорвали с них доспехи и одежду и отдали их трупы тем свиньям, которых не забили осенью: они жили в северо-восточном конце крепости.
Ролло назначили командовать гарнизоном крепости. Сначала Гутред в приступе победного ликования объявил, что крепость теперь принадлежит ему и станет королевским оплотом в Нортумбрии, но я отвел его в сторону и велел отдать Дунхолм Рагнару.
— Рагнар будет твоим другом, — сказал я ему, — и, можешь не сомневаться, он удержит Дунхолм.
Признаться, мне это тоже было на руку: Рагнар станет совершать набеги на земли Беббанбурга и держать моего предателя дядю в постоянном страхе.
Итак, Гутред отдал Дунхолм Рагнару, а Рагнар временно, пока мы отправимся на юг, передоверил крепость Ролло и оставил ему всего тридцать человек. Больше пятидесяти побежденных людей Кьяртана принесли клятву верности Рагнару, но предварительно он тщательно их проверил и убедился, что ни один из этих воинов не принимал участия в сожжении дома, в огне которого погибли его родители. А все, кто помогал свершиться тому злодеянию, были убиты, до последнего человека. Оставшимся предстояло поехать с нами: сперва в Кетрехт, потом — чтобы сразиться с Иваром.
Ну что же, полдела было сделано. Кьяртан Жестокий и Свен Одноглазый мертвы, но Ивар еще жив, а ведь Альфред Уэссекский, хотя и никогда не говорил этого прямо, желал и смерти Ивара тоже.