— Отправлюсь в Кастийон-д'Арбизон и всех их перебью.
— Понятно. Понятно, — отозвался граф таким тоном, словно был благодарен за полученное объяснение. — Но в прошлый раз, когда я побывал в Кастийон-д'Арбизоне, мне, хоть и было это много лет тому назад, после того как ушли англичане, все же помнится, что крепость там была каменная. Как же ты собираешься одолеть ее мечом и копьем?
Он улыбнулся племяннику.
— О господи! Они будут драться.
— О, ничуть в этом не сомневаюсь. Что-что, а подраться англичане любят не меньше тебя. Но у этих англичан есть лучники, Жослен, лучники! Ты когда-нибудь сражался с английским лучником на турнирном поле?
Жослен пропустил этот вопрос мимо ушей.
— Подумаешь, лучники! Их всего-то двадцать!
— Солдаты гарнизона докладывают, что их двадцать четыре, — педантично поправил граф.
Уцелевшие воины из гарнизона Кастийон-д'Арбизона были отпущены англичанами и убежали в Бера. Двоих граф в назидание остальным повесил, а прочих дотошно допросил. Эти сидели сейчас в графской темнице, дожидаясь отправки на юг, где их должны были продать на галеры. При мысли о верной прибыли от продажи этих бездельников граф невольно ухмыльнулся. Он совсем уж было собрался отправить контракт каменщика в корзину, когда его взгляд зацепился за одно слово, и какой-то инстинкт побудил его придержать документ.
— Позволь, Жослен, рассказать тебе об английском боевом луке, — терпеливо начал он, обращаясь к племяннику. — Он сделан из тиса — немудреная вещь, мужицкое оружие. Мой ловчий умеет пользоваться этой штуковиной, но в Бера он единственный человек, умеющий обращаться с этим оружием. И как ты думаешь: почему?
Он подождал, но его племянник не ответил.
— А я скажу тебе почему, — продолжил граф. — Потому, Жослен, что на это требуются годы, многие годы. Не так-то просто овладеть мастерством стрельбы из тисового лука. Десять лет? Быть может, все десять, но зато через десять лет лучник может пробить кольчугу с расстояния в двести шагов. — Старик улыбнулся. — Шпок, и готово! Простой мужицкий лук, а человека в доспехах за тысячу экю как не бывало. И это не случайное везение, Жослен. Мой ловчий может послать стрелу сквозь браслет со ста шагов. Кольчугу пробьет с двухсот. Я сам видел, как он насквозь прошил стрелой дубовую дверь со ста пятидесяти, а дверь была толщиной в три дюйма!
— У меня стальные латы, — угрюмо проворчал Жослен.
— Латы — это хорошо. А на расстоянии пятидесяти шагов англичане разглядят в твоем забрале прорези для глаз и засадят несколько стрел в твои мозги. Хотя ты, Жослен, может, и выживешь.
Жослен насмешки не понял.
— Арбалеты, — сказал он.
— У нас тридцать арбалетчиков, — сказал граф, — но все они уже далеко не молоды, а некоторые к тому же больны, и я сомневаюсь, чтобы они смогли управиться с этим молодым человеком… как там бишь его имя?
— Томас из Хуктона, — вставил отец Рубер.
— Странное имя, — сказал граф, — но имя именем, а дело свое этот малый, похоже, знает. Я бы сказал, что это человек, с которым надо держать ухо востро.
— Пушки! — предложил Жослен.
— А! Пушки! — воскликнул граф, словно до сего момента не догадывался об их существовании. — Да, мы, конечно, могли бы доставить пушки в Кастийон-д'Арбизон. Я даже рискну предположить, что эти штуковины способны вышибить ворота замка и вообще устроить ужасный разгром, да только вот где их возьмешь? Говорят, есть одна в Тулузе, но чтобы ее притащить, требуется восемнадцать лошадей. Можно, конечно, послать за пушками в Италию, но наем этих штуковин очень дорог, пушкари с механиками обойдутся и того дороже, и я очень сомневаюсь, что они сумеют доставить их сюда до весны. А до той поры нам остается только уповать на Господа.
— Но нельзя же сидеть сложа руки! — возмутился Жослен.
— Верно, Жослен, верно, — искренне согласился граф.
Дождь барабанил по вставленным в оконный переплет роговым пластинкам, занавешивая серой пеленой весь город; вода струилась по сточным канавам, затопляя выгребные ямы, просачиваясь сквозь соломенные кровли, и бурным, хоть и неглубоким ручьем выливалась из нижних ворот города. Погода для боев неподходящая, подумал граф, но, с другой стороны, если не предоставить племяннику некоторую свободу, молодой балбес, пожалуй, ввяжется очертя голову в схватку и погибнет ни за грош.
— Мы, конечно, могли бы попробовать откупиться, — предложил он.
— Откупиться? — возмутился Жослен.
— Это вполне в порядке вещей, Жослен. Они обыкновенные разбойники, и им нужны только деньги, так что я предложу им звонкую монету, чтобы вернуть замок. Довольно часто такие сделки проходят удачно.
Жослен сплюнул.
— Они возьмут денежки, а сами останутся и потребуют еще.
— Молодец! — Граф Бера, глядя на племянника, одобрительно улыбнулся. — Точно так же подумал и я. Умница, Жослен! Поэтому я и пробовать не стану от них откупаться. А вот в Тулузу насчет пушки я уже написал. Несомненно, она обойдется чертовски дорого, но, если не останется другого выхода, придется пугнуть англичан дымом и громом. Надеюсь, что до этого не дойдет. Ты уже поговорил с шевалье Анри? — спросил он.
Шевалье Анри де Куртуа, командир графского воинства, был опытным воякой. Жослен действительно с ним поговорил и получил тот же совет, какой только что дал ему дядя, — остерегаться английских лучников.
— Старая баба, вот он кто, этот шевалье Анри, — заявил Жослен.
— С его-то бородой? Сомневаюсь, — сказал граф, — хотя один раз мне довелось видеть бородатую женщину в Тарбе, на пасхальной ярмарке. Давно это было, я в ту пору был очень молод, но по сей день отчетливо ее помню. Здоровенная у нее была бородища, длиннющая. Мы заплатили пару монет, чтобы посмотреть на нее. А если ты платил больше, то разрешалось подергать за эту бороду, что я и сделал, и она была настоящая. А если ты платил еще больше, то тебе давали посмотреть на ее грудь, после чего отпадали все подозрения и ты сам убеждался, что перед тобой не переодетый мужчина. Грудь была, помнится, очень даже пышная.
Он снова глянул на контракт каменщика и на латинское слово, которое привлекло его внимание. Calix. [2] На задворках памяти заворошилось смутное воспоминание из детства, но очертаний так и не обрело.
— Тридцать человек! — умолял Жослен.
Граф отложил документ.
— Вот как мы поступим, Жослен: сделаем то, что предлагает шевалье Анри. Будем надеяться на то, что нам удастся перехватить англичан, когда они окажутся вдалеке от своего логова. Мы будем вести переговоры насчет той пушки в Тулузе. Мы уже объявили вознаграждение за каждого английского лучника, захваченного живым. Вознаграждение назначено щедрое, и я не сомневаюсь, что все рутьеры и коредоры в Гаскони присоединятся к охоте и англичане окажутся в окружении врагов. Им придется несладко.