— Ты не умрешь, — заверил ее лучник, — но тебе нужно почаще двигать рукой.
— Я не могу. Больно.
— Через «не могу»! — строго сказал Томас.
Когда кисти его рук были изувечены так, что он и не надеялся когда-либо снова взяться за лук, именно его друзья, прежде всего Робби, настояли на необходимости разрабатывать руки. Было больно и трудно, и сначала ничего не получалось, однако мало-помалу былые способности восстановились.
Интересно, где сейчас Робби, подумал он. Остался ли он в Кастийон-д'Арбизоне? Такая возможность пугала. Станет ли Робби искать его в Астараке? Неужели былая дружба и вправду перешла в ненависть? А если не Робби, кто еще может явиться? Известие о его пребывании в монастыре наверняка уже облетело на тех невидимых крыльях, которые разносят новости и сплетни, всю округу. Об этом толкуют в тавернах, и очень скоро бродячие торговцы, переходя от деревни к деревне, донесут слухи до Бера и там ими заинтересуются.
— Скоро нам пора уходить, — сказал он Женевьеве.
— Куда?
— Подальше отсюда; может быть, в Англию?
Он понимал, что потерпел неудачу. Грааля ему здесь не найти, что же до кузена, то, если тот и заявится, Томасу его не одолеть. Куда там! Он один, если не считать раненой женщины, а под рукой у Ги Вексия множество ратников. С мечтой покончено, пора уносить ноги.
— Я слышала, что в Англии холодно, — сказала Женевьева.
— Солнце всегда светит, — серьезно сказал Томас, — урожай никогда не подводит, а рыба сама выпрыгивает из рек прямиком на сковородку.
Женевьева улыбнулась.
— Тогда ты должен научить меня английскому языку.
— Ты уже знаешь кое-что.
— Goddamn, если это не так! — отозвалась она по-английски. — Знаю goddamn, и bloody bloody goddamn, и Christ goddamn уж как-нибудь знаю.
Томас рассмеялся.
— Тот английский, на котором говорят лучники, ты, я вижу, выучила. Осталось научить тебя остальному.
Решив, что они уйдут на следующий день, он приготовил связку стрел, отчистил кольчугу Женевьевы от запекшейся крови и, позаимствовав у монахов клещи, попытался как мог починить стальную рубашку в том месте, где ее прошила арбалетная стрела. Кое-как ему удалось соединить между собой металлические кольца, хотя то, что в этом месте была пробоина, оставалось очевидным. Лошадей Томас привязал попастись в оливковой роще, после чего, благо еще только-только миновал полдень, отправился пешком на юг, к замку. Ему вздумалось еще раз взглянуть на твердыню своих предков.
При выходе из монастыря ему встретился Филен. Коредор забрал из лазарета мальчика, нога которого была заключена в прочный лубок из полудюжины каштановых палок, используемых как подпорки на винограднике, усадил его в седло и теперь вел лошадь на юг.
— Я не хочу оставаться здесь надолго, — пояснил он Томасу. — Меня по-прежнему разыскивают за убийство.
— Планшар даст тебе убежище, — сказал Томас.
— Он-то даст, — согласился Филен, — но это не помешает родственничкам моей жены послать людей, чтобы убить меня. Нам будет безопаснее в холмах. Его нога заживет там не хуже, чем здесь. А если ты ищешь убежища…
— Я? — удивился Томас этому предложению.
— Нам всегда пригодится хороший лучник.
— Я, наверное, отправлюсь домой. Домой в Англию.
— Ну так с Богом, приятель! — сказал Филен и с этими словами свернул на запад.
Томас пошел на юг, через деревню, где некоторые жители крестились при встрече с ним, из чего ясно следовало, что они знают, кто он такой. Правда, посчитаться с ним за ущерб, нанесенный им и его людьми, никто так и не попытался. Возможно, им и хотелось бы отомстить, но молодой человек был высок, крепок, а на поясе его висел меч. Однако, поднимаясь к развалинам, лучник приметил, что за ним последовали три человека. Он остановился, чтобы встретиться с ними лицом к лицу, но они не приближались и не выказывали враждебности, лишь следили за ним с безопасного расстояния.
Хорошее место для замка, подумал Томас. Безусловно, лучше, чем Кастийон-д'Арбизон. Крепость Астарак была возведена на утесе, и приблизиться к ней можно было только по узкой тропке, по которой он поднялся к сломанным воротам. Сразу за воротами шла замыкавшая внутренний двор куртинная стена, но сейчас от нее остались лишь груды замшелых каменных обломков, достигавшие ему до пояса. Полукруглый выступ с восточной стороны разрушенной стены обозначал место, где прежде находилась часовня, и Томас, шагая по каменным плитам, под которыми были погребены его предки, заметил, что эти камни были недавно потревожены. Следы раскопок нельзя было не разглядеть! Он подумал было, не попробовать ли тоже поднять одну из каменных плит, но понял, что у него нет ни времени, ни инструментов, и потому продолжил путь к западной стороне утеса, где, хоть и полуразрушенная, открытая ветрам и дождю, еще стояла старая главная башня. Добравшись до старой башни, он обернулся и увидел, что те трое, что следили за ним, утратили к нему интерес, как только он вышел из часовни. Может быть, они что-то там стерегли? Уж не Грааль ли? От этой мысли его бросило в жар, но он тут же ее отбросил. Нет никакого Грааля! Это лишь безумное наваждение, безнадежная мечта, которой он заразился от своего отца!
Порушенная лестница была встроена в стену башни, и Томас, поднявшись по ней сколько было возможно, очутился над рухнувшими перекрытиями первого этажа. Там в мощной, более пяти футов толщиной, башенной стене зияла огромная, в рост человека, дыра. Встав в этом отверстии, как в дверном проеме, Томас устремил взор на долину с бегущей по ней рекой, пытаясь пробудить в себе дремлющие чувства к земле своих предков. Он пытался вызвать в душе голоса забытых предков. Возвращаясь в Хуктон, он чувствовал, как что-то отзывалось в его душе, а здесь не замечал в себе никакого отклика. Однако мысль о том, что и Хуктон, и этот замок лежат в развалинах, заставила его задуматься, не лежит ли на Вексиях проклятие. Здешний сельский люд верил, что там, где проходят драги, женщины дьявола, остаются цветы. Так не остаются ли руины там, куда ступила нога Вексия? Может быть, он и отлучен поделом, ибо заклейменному проклятием нет места среди людей?
Лучник повернулся и бросил взгляд на запад, в направлении, куда двинулся бы, вздумай он вернуться на родину.
И увидел всадников.
Они находились к северу от него, на западном гребне, и, по-видимому, выехали из Бера. Людей было немало, а солнечные блики, отраженные шлемами или кольчугами, доказывали, что это не просто группа путников, а воинский отряд.
Томас смотрел и смотрел, не веря своим глазам, а когда пришел в себя и сбросил оцепенение, пустился бежать. Он побежал по лестнице, через заросший сорной травой внутренний двор, выскочил через разрушенные ворота на тропу, промчался по ней мимо тех троих, что за ним следили, а потом вниз по склону. Промчавшись через деревню, он свернул на север и, запыхавшись, забарабанил в двери приюта для прокаженных. Брат Климент открыл их, Томас пробежал мимо него.