— Так лучше подождать? — спросил король.
— Будет мудро подождать, сир, — ответил Вексий, — и особенно мудро будет дождаться щитов.
— Каков гороскоп на завтра? — спросил астролога Иоанн Эноский.
Тот покачал головой:
— Нептун приближается к повороту, сир. Это неблагоприятное сочетание.
— Выступим сейчас! Они промокли, устали и проголодались, — настаивал граф Алансонский. — Пришло время проявить решительность!
Король все еще сомневался, а большинство военачальников самоуверенно атаковали его своими аргументами. Англичане в ловушке, и задержка даже на день даст им шанс ускользнуть. Возможно, в Ле-Кротуа прибудет их флот. «Выступим сейчас же, — настаивали они, — пусть даже день уже близится к концу. Пойдем и перебьем их. Пойдем и победим! Покажем христианскому миру, что Бог на стороне французов. Просто пойдем сейчас же». И король, поскольку был слаб, а хотел показаться сильным, поддался их призывам.
Орифламму вынули из кожаного футляра и установили на почетное место перед латниками. Никакому другому флагу не дозволялось двигаться впереди алого знамени, развевавшегося на крестовине и охраняемого тридцатью отборными рыцарями с красной повязкой на правой руке. Всадникам дали длинные копья, и конрои сплотились так, что закованные в железо рыцари ехали колено к колену. Барабанщики сняли покрывала, защищавшие их инструменты от дождя. Гримальди, начальнику генуэзцев, не допускающим возражений тоном было велено идти вперед и убивать английских лучников. Король перекрестился, а двадцать священников упали на колени в сырую траву и начали молитву.
Владыки Франции верхом направились на гребень холма, где их ждали всадники в доспехах. К наступлению ночи их мечи станут мокрыми от крови, пленникам будет тесно, а Англия будет сломлена навсегда.
Потому что впереди развевается орифламма.
* * *
— Чертовы ублюдки! — потрясенно воскликнул Уилл Скит, вставая на ноги. — Они пошли вперед!
Его удивление было оправданно, поскольку день уже клонился к вечеру, был час, когда работники собираются с полей домой.
Лучники встали и посмотрели вперед. Враг еще не наступал, но по долине растянулись арбалетчики, а на склоне над ними французские рыцари и латники брали в руки копья.
Томас подумал, что это ложная атака. Через три-четыре часа стемнеет, но, возможно, французы были уверены, что быстро справятся с делом. Арбалетчики наконец двинулись вперед. Томас снял шлем, чтобы достать тетиву, накинул петлю на рог и согнул цевье, чтобы закрепить другой конец на зарубке. С третьей попытки ему удалось на ощупь натянуть тетиву на оружие. «Боже милостивый, — подумал он, — да они действительно идут! Успокойся, — сказал он себе, — успокойся». Но он продолжал нервничать, как в тот раз, когда стоял на склоне над Хуктоном и впервые решился убить человека. Томас распустил шнурок на мешке со стрелами.
С французской стороны долины донесся барабанный бой и громкий крик воодушевления. Этой радости не нашлось объяснения; латники не двигались, а арбалетчики были еще далеко. С мельницы, где находился король с резервом, на барабанный бой чистым красивым звуком откликнулись английские трубы. Лучники на холме разминались и топали ногами. Четыре тысячи английских луков были натянуты и приведены в готовность, но на них надвигалось в полтора раза больше арбалетчиков. А за шестью тысячами генуэзцев были тысячи закованных в доспехи всадников.
— Без щитов! — крикнул Уилл Скит. — И их тетивы, должно быть, отсырели.
— Их стрелы не долетят до нас.
Сбоку от Томаса снова появился отец Хобб.
Томас кивнул, во рту у него пересохло, и он ничего не сказал. Арбалет в хороших руках — а не было рук более умелых, чем у генуэзцев, — стрелял дальше, чем обычный лук. Если тетива его была сухой. Дальность стрельбы не являлась большим преимуществом, поскольку требовалось много времени на новое натяжение. Лучник пользовался этим, выпуская шесть-семь стрел, пока арбалетчик заряжал вторую. Однако, даже понимая все это, Томас нервничал. Врагов казалось так много, а французские барабаны — огромные котлы с натянутой на них толстой шкурой — громыхали в долине, как стук сердца самого дьявола. Вражеские всадники двинулись вперед, им не терпелось погнать своих коней на английский строй. Английские латники зашевелились, сплачивая ряды в одну сплошную массу щитов и стали. Гремели и звенели доспехи.
— С нами Бог! — крикнул священник.
— Не тратьте стрелы зря, — предостерег Уилл Скит. — Цельтесь наверняка, ребята, наверняка. Их надолго не хватит. — Он повторил свое наставление, пройдя вдоль строя. — Том, у тебя такой вид, будто ты увидел призрака.
— Десять тысяч призраков, — ответил тот.
— Ублюдков больше десяти тысяч, — сказал Уилл Скит и оглянулся на холм. — Всадников, может быть, тысяч двенадцать. — Он осклабился. — Значит, парень, нужно двенадцать тысяч стрел.
У французов было шесть тысяч арбалетчиков и вдвое больше конных латников, в подкрепление которым на обоих флангах французского войска появилось пешее ополчение. Томас сомневался, что ополченцы сыграют роль в сражении. Если только оно, конечно, не превратится в беспорядочное бегство. Он понимал, что арбалетчики, вероятно, отойдут назад, поскольку шли без щитов, а их тетивы отсырели. Но чтобы отогнать генуэзцев, потребуются стрелы, много стрел, и, значит, меньше останется на всадников, чьи поднятые вверх раскрашенные копья частоколом вздымались на вершине холма.
— Нам понадобится больше стрел, — сказал он Скиту.
— Обойдешься теми, что есть, — ответил тот. — Мы победим. Не желай того, чего все равно не получишь.
Арбалетчики замешкались у подножия холма и, выстроившись в цепь, вложили стрелы в пазы. Прежде чем выпустить первую стрелу, Томас суеверно поцеловал ее наконечник, представлявший собой клин из чуть заржавевшей стали с двумя крутыми зазубринами. Он положил стрелу на левую кисть и пристроил выемку на тупом конце к середине тетивы, защищенной от истирания пеньковой оплеткой. Потом натянул лук и ощутил успокоение от сопротивления тиса. Стрела лежала с внутренней стороны цевья, слева от сжимавшей его руки. Он ослабил натяжение, прижал стрелу левым большим пальцем и согнул пальцы правой руки.
От неожиданного звука трубы Томас подскочил. Теперь все французские барабанщики и трубачи взялись за дело, создав полную какофонию, и генуэзцы снова двинулись вперед. Они поднимались по английскому склону, их лица казались пятнами в обрамлении серых шлемов. Французские всадники спускались с холма, но медленно, словно смакуя приказ к атаке.
— С нами Бог! — крикнул отец Хобб.
Он стоял в позе лучника, вытянув левую руку вперед, и Томас увидел, что его ноги босы.
— Что случилось с вашими сапогами, святой отец?
— Одному бедному мальчику они были нужны больше, чем мне. А я добуду себе пару французских.
Томас пригладил оперение на первой стреле.