Хук и полдюжины лучников одновременно указали на одни и те же заросли. Дорога, уходящая книзу, там выравнивалась и сотню шагов тянулась по кромке широкого лесистого уступа, а затем сворачивала ниже, к окруженному водой городу. Арбалетчик явно скрывался в тех зарослях.
— Не уйдет, — бесстрастно заметил сэр Джон Корнуолл.
— Может, их много? — предположил кто-то.
— Наверняка один, — отмахнулся сэр Джон. — Хук! Хочешь добыть мне пленника?
Хук нырнул в заросли и свернул по склону вниз. Добравшись до широкого уступа, он пошел медленнее, осторожно выбирая дорогу и стараясь не шуметь. Он уже накинул тетиву на лук, хотя в густом лесу лук мог принести больше вреда, чем пользы. Однако встретиться с арбалетчиком, не имея стрелы наготове, было бы еще хуже.
Лес здесь состоял из дубов, ясеней и редких кленов, перемежавшихся кустами боярышника и остролиста. Высокие стволы дубов оплетала омела. В Англии Хуку такие приходилось видеть редко. Его бабка, ценившая дубовую омелу, клала ее в многочисленные снадобья, которые готовила для поселян и даже для лорда Слейтона, когда того одолевала лихорадка. Еще чаще она пользовала омелой от женского бесплодия, для чего растирала ягоды с мандрагоровым корнем и поливала мочой плодовитой женщины. Часто, всучив Нику горшок, она посылала внука к толстухе Мэри Картер, родившей полтора десятка здоровых детей. Однажды Мэри Картер не оказалось дома, и бабка, не поверив, отлупила Ника за то, что тот вернулся с пустым горшком. С тех пор Ник стал мочиться в горшок сам, и бабка ни разу не заметила разницы.
Вспомнив бабку, он подумал о том, будут ли дети у Мелисанды. Как вдруг совсем близко послышался резкий звук арбалетного выстрела. Ник припал к земле, подался вперед — и увидел стрелка: мальчишка лет двенадцати или тринадцати, с усилием вращая ворот, натягивал тетиву. Наступив ногой на петлю у дуги арбалета, он крутил две ручки, вставленные в отверстие на ложе, и тетива медленно ползла вверх по цевью. Работа была не из легких, арбалетчик морщился от усилий и так увлекся, что даже не заметил Хука, пока тот не сгреб его за шиворот. Мальчишка попробовал отбиться, но тут же взвизгнул, получив удар по затылку.
— Ты из богатеньких, да? — спросил Ник.
Куртка из тонкой шерсти, штаны и башмаки явно стоили немало, непривычно маленький арбалет и вовсе делался специально для ребенка, а рисунок на ореховом ложе, изображающий оленью охоту в лесу, был выложен серебром и слоновой костью.
— Повесят тебя, не иначе, — весело заявил Хук.
Подхватив мальчишку левой рукой и зажав в правой лук и арбалет, он зашагал обратно. Взобравшись на холм, где конные латники перекрыли дорогу, Хук под ухмылки лучников поставил мальчишку на землю у стремени сэра Джона.
— Вот и враг, сэр Джон!
— Смелый враг, — одобрительно отозвался стоящий рядом всадник.
Подняв взгляд, Хук увидел Генриха в латах и с королевским гербом на налатнике. Под открытым забралом шлема, увенчанного золотой короной, виднелось знакомое длинноносое лицо с темным шрамом. Хук поспешно упал на колени перед королем и потянул за собой мальчишку.
— Votre nom? [16] — требовательно спросил Генрих.
Мальчишка, глазея на короля, не ответил, и Хук снова шлепнул его по затылку.
— Филипп, — мрачно процедил пленник.
— Филипп? — повторил Генрих. — Просто Филипп?
— Филипп де Руэль, — ответил мальчишка, на этот раз с вызовом.
— Во всей Франции один мастер Филипп, должно быть, нас не боится! — Голос короля прозвучал над холмом так, что услышали все собравшиеся. — Он выпустил в нас две стрелы! Ты пытался убить своего короля, мальчик. — Генрих вновь перешел на французский. — Я правитель этих земель, король Нормандии, Аквитании, Пикардии и Франции. Я твой король.
Генрих, перекинув ногу через седло, спрыгнул на траву. Подскакавший паж взял поводья его коня, и король шагнул вперед. Теперь он возвышался над Филиппом де Руэлем.
— Ты пытался убить своего короля, — повторил Генрих, со звоном вытянув меч из ножен, и громко обратился к свите: — Что делают с мальчишкой, который покушается на короля?
— Казнят, государь, — рявкнул кто-то из всадников.
Королевский меч взметнулся для удара. Филиппа трясло, глаза блестели от непролитых слез, и все же он глядел на Генриха с прежним вызовом, вздрогнув лишь тогда, когда клинок пошел вниз.
Меч замер в дюйме от плеча Филиппа. Генрих усмехнулся и легко тронул клинком вначале одно плечо мальчишки, затем другое.
— Нам нужны смелые подданные, — мягко сказал король. — Встаньте, сэр Филипп.
Под дружный смех латников Хук рывком поднял на ноги остолбеневшего мальчишку.
Король снял с шеи золотую цепь с подвеской из слоновой кости, украшенной фигуркой антилопы из черного янтаря (Хук понятия не имел, что это за зверь и почему он числится среди личных гербовых животных Генриха), и набросил ее на плечи мальчику.
— В память о дне, когда ты избежал смерти, — обронил король. Филипп, не найдясь с ответом, лишь переводил взгляд с богатого подарка на дарителя. — Твой отец мессир де Руэль?
— Да, господин, — еле слышно прошептал тот.
— Передай отцу, что прибыл законный король, который милостив к своим подданным. Ступай, сэр Филипп, — приказал Генрих, вкладывая меч обратно в черные ножны.
Мальчик скосил взгляд на арбалет в руках Хука.
— Нет-нет, — предостерег его король, — арбалет останется у нас. Наказание, которое придумает тебе отец за утрату оружия, будет достаточной карой. Отпусти его, — велел Генрих Хуку.
Поглядев вслед Филиппу, который во весь дух пустился вниз по склону, король вскочил в седло.
— Французы посылают вместо себя детей, — мрачно бросил он.
— Когда он вырастет, государь, нам придется его убить, — не менее мрачно отозвался сэр Джон.
— Он наш подданный! — громко объявил Генрих. — Здешние земли принадлежат нам, и люди тоже!
Он обратил взгляд на Гарфлёр. Город, на который он предъявлял права, встречал своего короля запертыми воротами, дерзкими знаменами на башнях и запруженной рекой вокруг стен. Жители явно намеревались драться.
— Переправляйте войско на берег, — велел король.
Начиналась битва за Францию.
* * *
Армия стала высаживаться на берег в четверг, пятнадцатого августа, в день святого Алипия, а последние из солдат, коней, пушек и ящиков оказались на каменистом берегу лишь в субботу, в день святого Агапита. Пригнанные вплавь лошади держались на ногах нетвердо, то и дело взбрыкивали и ржали, конюхи пытались их успокоить. От берега до монастыря, ставшего королевской резиденцией, теперь вела вырубленная лучниками просека. Сам король почти все время проводил на берегу, подбадривая солдат и торопя с высадкой. Порой он выезжал на гребень того холма, где его пытался убить Филипп де Руэль, и оттуда подолгу смотрел на лежащий к востоку Гарфлёр. Вершину стерегли люди сэра Джона Корнуолла. Среди французов так и не нашлось охотников отбросить англичан обратно к морю. Всадники, появлявшиеся за стенами города, старательно избегали подъезжать к англичанам ближе, чем на лучный выстрел, и довольствовались видом врага издали.