— Надеюсь, твои чертовы люди на холме! — крикнул я Этельфлэд, которая держалась рядом со мной.
— Они там будут! — крикнула она в ответ.
Ее голос звучал уверенно, но я сомневался. Первый долг Алдхельма — по крайней мере, согласно приказам ее мужа, — заключался в том, чтобы сохранить мерсийскую армию нетронутой. А что, если он просто отказался приближаться к Феарнхэмму? Если так, тогда мне придется сражаться с войском датчан, имея всего две сотни человек, а противники быстро приближались. Они чуяли запах победы и погнали своих лошадей через реку, а потом — по улице Феарнхэмма. Я уже слышал их крики.
А потом я добрался до поросшего травой вала — древнего укрепления и, едва Смока перевалил через его вершину, увидел, что Этельфлэд права. Алдхельм пришел и привел пять сотен человек. Все они были там, но Алдхельм держал их на северной стороне старого укрепления, чтобы их не увидел враг, приближающийся с юга.
Итак, в точности как я и планировал, у меня имелось на холме семьсот человек. И я надеялся, что еще семьсот прибудут из Эскенгама. Между этими двумя войсками находились каких-то две тысячи буйных, беспечных, слишком самоуверенных датчан, которые верили, что воплотят в жизнь старую мечту викингов — завоюют Уэссекс.
— «Стена щитов! — закричал я своим людям. — Стена щитов»!
Датчан нужно было на некоторое время сдержать, а самым лучшим способом это сделать было показать им «стену щитов» на вершине холма.
Несколько мгновений царил хаос, пока люди соскальзывали с седел и бежали к вершине вала, но это были хорошие воины, отлично обученные, и их щиты быстро сомкнулись друг с другом.
Датчане, появившись из-за домов внизу на склоне холма, увидели стену окованных железом ивовых досок, увидели копья, мечи и топоры, увидели, насколько крут склон — и их яростная атака оборвалась.
Десятки людей пересекали реку и еще больше выезжало из-за деревьев на южном берегу, поэтому через несколько мгновений у них будет более чем достаточно воинов, чтобы одолеть мою короткую «стену щитов»… Но пока они медлили.
— Знамена! — приказал я.
Мы взяли с собой наши знамена — мой флаг с волчьей головой и знамя Уэссекса с драконом, и я хотел, чтобы они развевались, бросая вызов людям Харальда.
Алдхельм, высокий, с землистой физиономией, подошел, чтобы поприветствовать меня. Он не любил меня, и это отражалось на его лице, но оно также выражало удивление: он увидел, сколько датчан направляется к броду.
— Раздели своих людей на два отряда, — безаппеляционно скомандовал я ему, — и построй их слева и справа от моих воинов. Райпер!
— Господин?
— Возьми дюжину человек и привяжи лошадей!
Наши брошенные кони бродили по вершине холма, и я боялся, что некоторые из них перейдут на другую сторону вала.
— Сколько там датчан? — спросил Алдхельм.
— Достаточно, чтобы мы получили день хорошей резни, — ответил я. — А теперь приведи сюда своих людей.
Он ощетинился, услышав мой тон. Алдхельм был худ, одет с иголочки, в роскошной длинной кольчуге с пришитыми к ее звеньям бронзовыми полумесяцами, в плаще из голубого льна, подбитого красной тканью, с двумя витками тяжелой золотой цепи вокруг шеи, в сапогах и перчатках из черной кожи. Его пояс для меча украшали золотые кресты, длинные черные волосы, надушенные и умащенные маслом, скреплял у шеи гребень — зубья из слоновой кости, вставленные в золотую оправу.
— Я уже получил приказы, — холодно проговорил он.
— Да, привести сюда твоих людей. Здесь есть датчане, которых нужно убить.
Он всегда меня не любил, с тех пор, как я испортил его красивое личико, сломав ему челюсть и нос, хотя в тот далекий день он был вооружен, а я — нет. Он с трудом заставлял себя на меня смотреть. Поэтому он глядел на датчан, собирающихся у подножья холма.
— Мне дали наставления, — сказал он, — сохранить войска господина Этельреда.
— Наставления изменились, господин Алдхельм, — раздался позади нас бодрый голос.
Алдхельм повернулся и удивленно воззрился на Этельфлэд, которая улыбалась ему с высоты седла.
— Моя госпожа, — сказал он, поклонившись. Потом перевел взгляд на меня. — Господин Этельред здесь?
— Мой муж послал меня, чтобы отменить его последние приказы, — милым голосом произнесла Этельфлэд. — Теперь он так уверен в победе, что требует, дабы ты остался здесь, несмотря на численность противостоящих нам врагов.
Алдхельм начал было отвечать, потом решил, что я не знаю, какими были последние приказы, отданные ему Этельредом.
— Тебя послал твой муж, моя госпожа? — вместо этого спросил он, явно сбитый с толку неожиданным появлением Этельфлэд.
— А как же еще я могла бы тут очутиться? — ответила она вопросом на вопрос, еще больше запутав его. — И, если бы существовала настоящая опасность, господин, разве мой муж разрешил бы мне явиться сюда?
— Нет, моя госпожа, — сказал Алдхельм, но без большой убежденности.
— Итак, мы собираемся сражаться! — Этельфлэд выкрикнула это звонко, обращаясь к мерсийским войскам. Она повернула свою серую кобылу так, чтобы мерсийцы могли видеть ее лицо и лучше слышать ее голос. — Мы собираемся убивать датчан! И мой муж послал меня, чтобы я засвидетельствовала вашу храбрость, так не разочаруйте же меня! Убейте их всех!
Они разразились приветственными криками.
Этельфлэд поехала вдоль их рядов, и они дико, радостно вопили. Я всегда думал, что Мерсия — жалкое место, побежденное и угрюмое, лишенное короля и угнетенное, но в тот момент я увидел, как Этельфлэд, светящаяся в своей серебряной кольчуге, смогла пробудить в мерсийцах энтузиазм. Они любили ее. Я знал, что они не слишком любят Этельреда, Альфред был далек от них и, кроме того, был королем Уэссекса, но Этельфлэд их вдохновляла. Она дарила им гордость.
Датчане все еще собирались у подножия холма. Туда, должно быть, добрались уже триста человек; они спешились и построились «стеной щитов». Они все еще могли видеть только двести моих воинов, но пора было подсластить наживку.
— Осферт! — крикнул я. — Залезай обратно на лошадь, а потом поезжай и будь царственным.
— Это обязательно, господин?
— Да, обязательно!
Мы заставили Осферта остановить лошадь под знаменами. Он был в плаще, но теперь и в шлеме, на который я набросил собственную золотую цепь, чтобы издалека это выглядело как шлем с короной.
При виде него датчане принялись реветь оскорбления, глядя вверх. Осферт смотрелся достаточно царственно, хотя любой, знакомый с Альфредом, понял бы, что это не король Уэссекса, просто потому, что вокруг него не толпились священники. Но я решил, что Харальду ни за что не заметить такого упущения.
Забавляясь, я смотрел, как Этельфлэд, которую явно интересовал ее сводный брат, поставила свою лошадь рядом с его скакуном. Потом я повернулся и посмотрел на юг, где все новые датчане переправлялись через реку.