Он потерял почти все зубы, поэтому говорил очень невнятно. Веостану было слегка за тридцать, он был невысоким, но широким в плечах, лысым, как яйцо, с красноватым лицом. Он искусно обращался с оружием, держался сурово, что делало его впечатляющим вождем. Но, в придачу, он был осторожным.
Я бы доверил ему защищать стену хоть целую вечность, но он не был человеком, способным возглавить храбрую атаку.
— Ты можешь помочь мне прямо сейчас, — сказал я ему тогда, в день моего прибытия, и попросил одолжить мне корабль.
Веостан нахмурился, раздумывая над просьбой, потом решил, что немногим рискует, выполняя ее.
— Приведи корабль назад, господин, — сказал он.
Епископ Эркенвальд пытался помешать мне повести судно вниз по реке. Он встретил меня на пристани рядом с моим старым домом. Веостан тактично нашел дела где-то в другом месте, и хотя Эркенвальд привел свою личную стражу, этим трем людям не под силу было тягаться с моей командой.
Епископ набросился на меня:
— Я управляю Лунденом, — заявил он, что было правдой, — и ты должен уйти!
— Я и ухожу. — Я показал на ожидающее меня судно.
— Но не на одном из наших кораблей!
— Тогда останови меня, — предложил я.
— Епископ… — вмешалась Этельфлэд, которая была со мной.
— Женщинам не положено говорить о делах мужчин! — повернулся к ней Эркенвальд.
Этельфлэд ощетинилась.
— Я…
— Твое место рядом с твоим мужем, госпожа!
Я взял Эркенвальда за плечи и повел на террасу, где мы с Гизелой провели столько тихих вечеров. Эркенвальд, куда ниже меня ростом, пытался сопротивляться, но угомонился, когда я выпустил его. Вода пенилась в проломе старого римского моста, и мне пришлось возвысить голос:
— Что ты знаешь об Этельфлэд и Этельреде? — спросил я.
— Мужчине не следует вмешиваться в таинство брака, — пренебрежительно заявил он.
— Ты же не дурак, епископ, — сказал я.
Он сердито смотрел на меня снизу вверх темными глазами.
— Благословенный апостол Павел наставлял жен подчиняться мужьям. Ты бы хотел, чтобы я проповедовал иное?
— Я бы хотел, чтобы ты был благоразумным. Датчане хотят искоренить твою веру. Они видят, что Уэссекс ослаблен из-за болезни Альфреда. Они уничтожат власть саксов в Мерсии, а потом двинутся на Уэссекс. Если им удастся задуманное, епископ, тогда спустя несколько недель какой-нибудь датчанин с копьем пропорет твое брюхо и ты станешь мучеником. Этельфлэд хочет этому помешать, и я здесь для того, чтобы ей помочь.
К его чести, Эркенвальд не обвинил меня в предательстве. Вместо этого он ощетинился.
— Ее муж тоже желает остановить датчан, — твердо проговорил он.
— А еще ее муж желает отделить Мерсию от Уэссекса, — сказал я.
Он ничего не ответил, потому что знал — это правда.
— Итак, кому ты доверяешь защитить тебя от мученичества? — спросил я. — Этельреду или мне?
— Меня защитит Бог, — упрямо проговорил епископ.
— Я пробуду здесь всего несколько дней, — сказал я. — И ты можешь помочь мне или помешать мне. Если ты будешь спорить со мной, епископ, ты, скорее всего, даруешь датчанам победу.
Эркенвальд посмотрел на Этельфлэд, и по его худому лицу пробежала судорога. Он чуял грех в нашем очевидном союзе, но еще он думал о картине, которую я ему нарисовал, — о датчанине в кольчуге, вонзающем клинок в его брюхо.
— Приведи корабль назад, — нехотя сказал он, повторив слова Веостана, потом резко повернулся и зашагал прочь.
Корабль был «Халигастом». Некогда он возил Альфреда вверх и вниз по Темезу, но, похоже, болезнь заставила короля бросить такие путешествия. Поэтому маленький «Халигаст» провели через предательский разрыв между быками моста и теперь использовали как разведывательное судно. Капитаном его был Ралла, мой старый друг.
— Его построили легким, — сказал он о «Халигасте», — и он быстрый.
— Быстрее «Сеолфервулфа»? — спросил я.
Ралла хорошо знал мой корабль.
— До «Сеолфервулфа» ему далеко, господин, — сказал он, — но судно хорошо бежит по ветру, и если датчане подойдут слишком близко, мы сможем идти по мелководью.
— Теперь, когда я здесь, — мягко проговорил я, — датчане будут от нас бежать.
— Вещи меняются, — мрачно сказал Ралла.
— Язычники нападают на корабли? — спросила Этельфлэд.
— Уже две недели мы не видели торговых кораблей, — ответил Ралла. — Поэтому, должно быть, нападают.
Этельфлэд настояла на том, чтобы отправиться со мной. Я не хотел этого, потому что всегда считал, что женщина не должна подвергаться ненужному риску. Но я научился не спорить с дочерью Альфреда. Она хотела принимать участие в кампании против датчан, и я не смог ее разубедить, поэтому она стояла с Раллой, Финаном и мной на рулевой площадке, пока опытная команда Раллы вела «Халигаст» вниз по реке.
Сколько раз я совершал подобное путешествие?
Я наблюдал, как мимо скользят илистые берега, и все это было так знакомо, когда мы поворачивали вместе с меняющими очертания поворотами реки.
Мы шли с приливом, поэтому нашим тридцати гребцам нужно было лишь слегка налегать на весла, чтобы корабль двигался вниз по реке. Лебеди, хлопая крыльями, убирались с нашего пути, а над нами небо было полно летящими на юг птицами.
Болотистых берегов становилось все меньше, а река ширилась, едва ощутимо переходя в море. А потом мы слегка повернули на север, чтобы «Халигаст» дрейфовал вдоль побережья Восточной Англии.
И снова все выглядело таким знакомым. Я смотрел на низкую темно-бурую землю под названием Эссекс. Ее окружали болота, постепенно поднимавшиеся к пахотным полям, а потом, внезапно, появился громадный лесистый холм — его я тоже очень хорошо знал. Вершина холма была очищена от деревьев, и там, на поросшей травой вершине, стояла огромная крепость, возвышающаяся над Темезом.
Бемфлеот.
Этельфлэд держали в плену в этой крепости, и она безмолвно смотрела на нее. Потянувшись к моей руке, Этельфлэд сжала ее, вспоминая те дни, когда считалась заложницей, но влюбилась — только чтобы потерять любимого человека, павшего от меча брата.
Под крепостью склон круто опускался к деревне, тоже называвшейся Бемфлеот — она лежала рядом с илистым ручьем Хотледжем. Хотледж отделял Бемфлеот от Канинги — поросшего тростником островка, который порой полностью затопляло во время прилива, когда дул сильный восточный ветер.
Я видел, что Хотледж забит судами; большинство из них были вытащены на берег под высоким холмом, где их защищали новые укрепления, построенные у восточного конца ручья. В укрепления были превращены и два вытащенных на берег, лишенных мачт судна — по одному на каждом берегу; их обращенная к морю обшивка была надстроена так, что получились высокие стены. Я догадывался, что через Хотледж все еще протянута цепь, чтобы помешать вражеским судам войти в узкий канал.