Иногда на войне существует лишь одно решение. Часто оно бывает кровавым, и все люди в зале это знали. Некоторые смотрели на меня укоризненно, воображая, каким ужасом обернется попытка взобраться на высокий палисад, который защищают кровожадные датчане.
— Итак, — уверенно продолжал я, — нам нужно заняться делом. Веостан, — повернулся я к нему, — твои люди будут патрулировать болота, чтобы помешать гонцам покинуть крепость. Беорнот, возьми людей господина Элфволда и угрожай укреплению, построенному из кораблей у конца ручья. Твои люди, господин, — я посмотрел на Эдуарда, — должны начать делать лестницы. А вы, — я указал на священников, — на что вы годитесь?
Эдуард просто в ужасе глазел на меня; у священников был оскорбленный вид.
— Они могут молиться, господин Утред, — милым голосом предположила Этельфлэд.
— Тогда молитесь изо всех сил, — велел я.
Снова наступила тишина. Люди ожидали, что состоится военный совет, что Эдуард, который официально был главным, будет притворяться, что принимает решения, но у нас не было времени на споры.
— Лестницы, — в конце концов, сказал Эдуард озадаченно.
— Мы поднимемся по ним, — свирепо заявил я, — и нам понадобится по меньшей мере сорок таких лестниц.
Эдуард моргнул. Я видел, что он обдумывает — не заткнуть ли мне рот. Но потом Эдуард, должно быть, решил, что лучше победить в Бемфлеоте, чем нажить себе врага. Он даже умудрился улыбнуться и любезно сказал:
— Лестницы будут изготовлены.
— Итак, все, что нам надо сделать, господин, — продолжал я, — это пересечь ров, а потом с помощью лестниц взобраться на стену.
Улыбка Эдуарда поблекла.
Потому что даже он знал, что погибнут люди. Слишком много людей. Но другого решения не было.
Первой проблемой было пересечь ров.
На следующий день я подъехал к его северному концу. Я беспокоился, что Хэстен приведет своих людей назад и обнаружит, что крепость в осаде. Поэтому мы рассылали большие отряды разведчиков на запад и на север, чтобы те высматривали приближение датской армии. Но она так и не пришла. Хэстен, похоже, не сомневался в неприступности Бемфлеота и храбрости здешнего гарнизона, поэтому вместо того, чтобы пытаться нас уничтожить, он посылал отряды мародеров все дальше в Мерсию, нападая на не защищенные стенами города и деревни, считавшие себя в безопасности из-за близости к границе с восточными саксами. Небеса над Мерсией окутывал дым.
Я поехал к Тунреслиму, нашел там священника Хэберта, сказал ему, что мне нужно, и Осферт, который возглавлял восемнадцать сопровождавших меня человек, дал священнику запасную лошадь.
— Я свалюсь, господин, — тревожно сказал Хэберт, глядя единственным глазом на высокого скакуна.
— С тобой все будет хорошо, — ответил я. — Только крепко держись. Этот конь о тебе позаботится.
Я взял Осферта и его людей, потому что мы ехали на север, к Восточной Англии, к датской территории. Я не ожидал беды. Любой датчанин, который желал сражаться с саксами, уже уехал с Хэстеном, а оставшиеся на своей земле, вероятно, не хотели принимать участия в войне. Однако все равно благоразумнее было отправиться в путь целым отрядом. Мы как раз собирались свернуть на север от деревни, когда Осферт предупредил меня о появлении каких-то всадников, я повернулся и увидел, что они выезжают из лесов, закрывающих от нас Бемфлеот.
Моей первой мыслью было — армию Хэстена, должно быть, заметили далеко на западе и эти конники едут, чтобы меня предупредить. Но потом один из всадников поднял знамя с драконом — флаг Этелинга Эдуарда. С отрядом ехал сам Эдуард; его сопровождали десяток воинов и священник.
— Я почти не видел земель Восточной Англии, — неловко объяснил Эдуард, — и хочу отправиться с вами.
— Добро пожаловать, господин, — ответил я таким тоном, что сразу стало ясно — его присутствие нежелательно.
— Это отец Коэнвулф, — представил Эдуард священника, который нехотя мне кивнул.
Бледный священник был лет на десять старше Эдуарда.
— Отец Коэнвулф был моим учителем, — любящим голосом произнес Эдуард, — а теперь он мой духовник и друг.
— Чему ты его учил? — спросил я Коэнвулфа.
Тот не ответил, просто молча уставился на меня негодующими, очень голубыми глазами.
— Философии, — объяснил Эдуард, — и трудам отцов церкви.
— Когда я был ребенком, я получил только один полезный урок, — сказал я Эдуарду. — Берегись удара, направленного из-под щита. Это — отец Хэберт, — я показал на одноглазого священника, — а это — Этелинг Эдуард, — сказал я деревенскому священнику, который чуть не упал с лошади от ужаса, что встретился с таким благородным принцем.
Отец Хэберт был нашим проводником. Я спросил его, где могут находиться корабли, и тот сказал, что меньше недели назад видел, как два торговых корабля отбуксировали из реки на север.
— Они недалеко, господин.
Еще он сказал, что корабли, принадлежащие датскому торговцу, вытащили на берег, чтобы подлатать.
— Но они, может, и не годятся для плавания, господин, — тревожно добавил он.
— Это неважно, — ответил я. — Просто проводи нас туда.
Стоял один из тех теплых дней, когда солнце целует кожу. Мы ехали по хорошей пахотной земле, которая, судя по словам отца Хэберта, принадлежала человеку по имени Торстен — тот отправился вместе с Хэстеном в Мерсию.
Торстен преуспевал. Его земля была хорошо орошена, он имел прекрасные леса и большие сады.
— Где его дом? — спросил я Хэберта.
— Мы едем туда, господин.
— Этот Торстен христианин? — пожелал знать Эдуард.
— Так говорят, господин, — запинаясь и краснея, ответил Хэберт.
Он явно хотел добавить еще что-то, но от страха не мог найти подходящих слов и только открыв рот глазел на Этелинга. Эдуард махнул рукой, веля священнику ехать вперед, но бедняга понятия не имел, как заставить лошадь двигаться быстрее, поэтому Осферт наклонился вбок и взял его лошадь под уздцы.
Они поехали рысью. Хэберт что было сил цеплялся за седельную луку.
Эдуард поморщился.
— Сельский священник, — пренебрежительно бросил он.
— От них больше вреда, чем пользы, — сказал Коэнвулф. — Одной из наших обязанностей, господин, будет воспитание сельского клира.
— Он носит короткую одежду, — понимающе заметил Эдуард.
Сам Папа приказал священникам носить длиннополые рясы, и Альфред с энтузиазмом одобрил это распоряжение.
— Отец Хэберт, — сказал я, — умный и хороший человек. Но он тебя боится.
— Меня? — переспросил Эдуард. — Почему?
— Потому что он крестьянин. Но крестьянин, который выучился читать. Ты можешь себе представить, как трудно ему было стать священником? И всю жизнь таны на него злились. Поэтому, конечно, он тебя боится. И он носит короткую рясу потому, что не может позволить себе приобрести длинную, а еще потому, что живет в грязи и дерьме, а короткие рясы не так пачкаются, как длинные. И как бы ты себя почувствовал, если бы был крестьянином и повстречался с человеком, который однажды может стать королем Уэссекса?