– Твой король здесь? – спросил я пленника.
– Да.
– Зачем?
Ответ прозвучал еле слышным шепотом:
– Чтобы занять престол, господин.
Мы разрезали плащи стражников на полосы, связали обоих по рукам и ногам, а в рот затолкали шерстяные кляпы, потом бросили пленников в канаву и велели им лежать смирно. Затем я со своими людьми вернулся к воротам. В мои намерения входило выяснить, что здесь происходит, а потом уж ехать домой.
– Накройте шлемы плащами, – приказал я, – а щиты разверните звездами к себе.
Мы спрятали волчьи хвосты под плащами, развернули щиты и цепочкою тихо проскользнули в неохраняемое святилище. Продвигаясь во тьме, за спинами взбудораженной толпы, мы добрались до каменного основания гробницы, которую Мордред начал возводить для своей матери. Отсюда, с недостроенного фундамента, мы над головами собравшихся смогли увидеть то, что происходило между двумя рядами костров.
Сперва я подумал, что это христианское действо, вроде того, что мы наблюдали в Иске. Пространство между кострами было заполнено танцующими женщинами, раскачивающимися мужчинами и поющими священниками. Какофония криков, визгов и воя оглушала. Монахи бичевали исступленных танцоров по голым спинам, и каждый удар кожаной плети вызывал новые крики экстатического восторга. Одна из женщин стояла на коленях перед святым тернием. "Приди, Господи Иисусе! – взывала она. – Приди!" Монах осатанело лупил ее плетью, так что спина женщины превратилась в кровавое месиво, но та с каждым ударом молилась все истовей.
Я собрался уже спрыгнуть с фундамента и вернуться к воротам, когда из церкви показались копейщики. Они принялись грубо расталкивать верующих, освобождая место вокруг озаренного светом терновника. Вопящую женщину оттащили прочь. Появились еще воины. Двое из них несли носилки, следом вышагивал Сэнсам в сопровождении пышно разодетых священников. С ними были Ланселот и его свита: Борс, Амхар и Лохольт. Недоставало лишь зловещих близнецов Динаса и Лавайна.
При виде Ланселота толпа закричала еще громче. Люди тянули к нему руки и даже падали на колени, когда он проходил мимо. Король белгов был в доспехе из белых эмалевых пластин, который, по его уверениям, принадлежал некогда древнему герою Агамемнону. Голову венчал черный шлем с лебяжьими крылами. Длинные, намасленные до блеска черные волосы ниспадали из-под шлема на алый плащ. Христов клинок висел на боку, ноги были обуты в красные кожаные сапоги. Сзади выступала саксонская гвардия – великаны в серебряных кольчугах, с обоюдоострыми топорами, в которых отражалось пламя костров. Морганы я не видел, но ее женщины в белых одеждах пытались своим пением перекрыть крики и завывания возбужденной толпы.
Один из копейщиков принес столб и водрузил его в яму, заранее выкопанную рядом со святым тернием. На мгновение я испугался, что сейчас какого-нибудь несчастного язычника сожгут на костре, и сплюнул, чтобы отвратить зло. Жертву несли на носилках; воины доставили свою ношу к святому тернию и стали привязывать несчастного к столбу. Только когда они отошли в сторону, стало ясно, что это не пленник и никто не собирается его жечь. К столбу был привязан не язычник, а христианка, и нам предстояло стать свидетелями не казни, а бракосочетания.
Я вспомнил странное пророчество Нимуэ. Покойница вступит в брак.
Ланселот был женихом и стоял рядом с привязанной к столбу невестой, бывшей принцессой Повиса, затем Думнонии и, наконец, королевой Силурии. То была Норвенна, сноха верховного короля Утера, мать Мордреда, пролежавшая в могиле четырнадцать лет. Теперь ее выкопали и привязали к столбу рядом с обвешанным приношениями святым тернием.
Некоторое время я в ужасе таращил глаза, затем сотворил знак от порчи и коснулся стальной кольчуги. Исса тронул меня за руку, словно желая убедиться, что это не страшный сон.
От королевы остался почти один скелет. Наброшенная на плечи белая шаль не могла скрыть отвратительных клочьев кожи и белых шматов мяса, по-прежнему висящих на костях. Голова, поддерживаемая веревками, была наполовину обтянута желтой кожей, челюсть отвалилась и съехала набок, пустые глазницы зияли чернотой. Один из стражей возложил венок из маков на голову, с которой на белую шаль сыпались пряди полуистлевших волос.
– Что тут происходит? – еле слышно спросил Исса.
– Ланселот заявляет права на Думнонию, – прошептал я. – Женясь на Норвенне, он становится членом королевской семьи.
Других объяснений быть не могло. Ланселот решил узурпировать трон, и мерзкая церемония у костра давала ему псевдозаконное основание для захвата власти. Он женился на покойнице, чтобы стать наследником Утера.
Сэнсам жестом потребовал внимания. Монахи с плетками принялись покрикивать на толпу. Постепенно она успокоилась, исступление улеглось. Время от времени какая-нибудь женщина вскрикивала, и по толпе пробегала нервная дрожь, но в целом было относительно тихо. Хор замолк. Сэнсам, воздев руки, стал молиться, чтобы Всевышний благословил союз этих мужчины и женщины, короля и королевы, потом велел жениху взять невесту за руку. Ланселот пальцами в перчатке приподнял пожелтелые кости. Нащечники шлема были подняты, и я видел, что негодяй улыбается. Толпа закричала от радости, и я вспомнил слова Тевдрика о знамениях и предвестиях. Видимо, в этой мерзостной свадьбе христиане видели знак скорого пришествия своего бога.
– Властью, полученной мной от церкви, и благодатью Святого Духа объявляю вас мужем и женой! – прокричал Сэнсам.
– Где наш король? – спросил Исса.
– Кто знает? – отвечал я. – Наверное, убит.
Ланселот поднял желтую кисть скелета и сделал вид, будто ее целует. Один из пальцев отвалился, и Ланселот выпустил мертвую руку.
Сэнсам, никогда не упускавший случая сказать проповедь, принялся вещать, обращаясь к толпе. Тут-то меня и заприметила Моргана. Я не видел, как она подошла; кто-то потянул меня за рукав, и я, обернувшись, увидел поблескивающую в свете костров золотую маску.
– Когда хватятся стражей у ворот, – прошептала Моргана, – начнут прочесывать двор, и тогда вам конец. Идите за мной, глупцы.
Мы торопливо вскочили и вслед за ней пробрались через толпу к церкви. Здесь Моргана остановилась и пристально посмотрела мне в лицо.
– Сказали, что ты погиб, – проговорила она. – Убит вместе с Артуром в монастыре Кадока.
– Я жив, госпожа.
– И Артур тоже?
– Был жив три дня назад, госпожа, – отвечал я. – Никто из нас не погиб в обители Кадока.
– Слава Богу, – выдохнула она. – Слава Богу, – потом стиснула мой плащ и притянула меня к самой своей маске. – Послушай, у моего мужа не было выбора.
– Как скажешь, госпожа.
Я не поверил ей и на одно мгновение, но понимал, почему Моргана пытается заигрывать с обеими сторонами. Ланселот захватил трон и как-то устроил так, чтобы Артура в это время здесь не было. Хуже того, сообразил я, кто-то отправил нас с Артуром к Кадоку и приготовил засаду. Кто-то хотел нашей смерти, и уж очень многое указывало на Сэнсама: он первый объявил, где скрывается Лигессак, он возразил, что негоже посылать за беглецом Кунегласа, и он стоял сейчас рядом с Ланселотом и покойницей в желтом свете ночных костров. За всем происходящим явственно угадывалась рука мышиного короля, однако я сомневался, что Моргана заранее знала о его планах. Она была слишком умна, чтобы впасть в религиозную истерию, и теперь пыталась отыскать безопасную дорожку среди громоздящихся ужасов.