На крыльце деревянного дома в подмосковном посёлке Клязьма сидела кудрявая собака. Когда я открыл калитку, собака звонко залаяла.
— Здравствуй! — сказал я ей.
«Здрав-ав-ав-авствуй!..» — ответила мне кудрявая собака.
Я не удивился, потому что знал: в этом доме живёт писатель Эдуард Николаевич Успенский — и был готов к чудесам. Ожидать их пришлось недолго. Едва я успел поприветствовать обитателей уютного дома, как над моей головой стремительно пролетело что-то чёрное и уселось на вытянутую руку писателя Успенского.
— А вот и Краля пожаловала!.. — сказал Эдуард Николаевич. Чёрная галка ответила оглушительным «ка-аарр!» и доверчиво перебралась к Успенскому на плечо.
Я робко протянул к птице руку, но галка, сверкнув на меня глазом-бусиной, резко взмахнула крыльями и вскоре устроилась под самым потолком — подальше от этого подозрительного типа.
— Не огорчайся, Тим! — успокоил меня Эдуард Николаевич. — Вот привыкнет к тебе и сама прилетит…
Я, конечно же, не огорчился, хотя и почувствовал светлую зависть: ведь ко мне на плечо ещё ни разу не садилась галка.
Мне было интересно узнать, как же Эдуард Николаевич придумал Машу Ф. или Филипенко эМ и как ему удалось так увлекательно сфантазировать все её приключения. Эдуард Николаевич мне ответил:
— Дело в том, что Маша и её профессии совсем не «сфантазированы». Вот ребята сто семьдесят девятой ленинградской школы с третьего по десятый класс, прочитав и обсудив мою повесть ещё до того, как она стала издаваться в издательстве, сразу поняли, что это очень жизненная книга. Каждый из них хотел бы прийти на взрослую работу и помогать, как Маша. Они писали мне письма, предлагая новые и новые проекты улучшения нашей жизни, и считали, что вполне могут уже сейчас в школе делать очень многое, помогая взрослым.
— И всё-таки интересно, каким образом придумываются эти удивительные истории и про кота Матроскина, и про дядюшку Ау…
Э. Н. А очень простым образом — я фантазирую.
— А если не фантазируете?
Э. Н. Ну, тогда воображаю…
— Расскажите, пожалуйста, подробнее.
Э. Н. Пожалуйста! Вот, например, каждому известно, что зверей становится всё меньше и меньше. Некоторых животных уже совсем истребили, других же приходится даже заносить в специальную Красную книгу. Эти животные находятся под охраной. А что же остальные?.. Не знаю, как вас, но меня очень беспокоит состояние живой природы. На головы бедных зверей и птиц браконьеры обрушивают тысячи тонн дроби и рубленых гвоздей. Если так будет продолжаться и дальше, то звери, птицы и рыбы исчезнут из рек и лесов и будут фигурировать только на страницах художественных произведений.
— Это понятно… Но где же тут воображение?
Э. Н. А вот теперь давайте вообразим себе, как будут выглядеть охотничьи рассказы, ну… хотя бы лет через сто?
— Через сто?! А на кого же тогда охотиться?..
Э. Н. Вот именно — на кого? Ведь через сто лет и зверей-то настоящих может уже не остаться. А рассказы охотничьи будут, наверное, выглядеть приблизительно вот так.
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ. РЫБОЛОВНЫЙ
Узнали мы про эту речку случайно. Нам про неё один турист рассказал. Никаких нефтяных комбинатов, один заводик анилиновый на берегу.
Мы снасти забрали — и туда. Остановились у старика одного. День сидим удим, неделю — ни поклёвочки. А без рыбы возвращаться не хочется.
Мы к старику:
— Говорят, у тебя сеть имеется.
— Какая такая сеть? Нет у меня никакой сети. Сеть — это чего? Это через радио передают?
Мы говорим:
— Дедушка, мы заплатим. Нам рыба нужна.
— Рыба всем нужна. А у нас знаете, как рыбнадзор поставлен? На глиссерах так и шастают!
Но всё-таки уговорили мы его.
— Ладно, — говорит, — пошли сеть ставить. — Он снимает с окон занавески тюлевые, скрепляет их скрепками. — Только ставить не я буду. Бабка моя. Если охрана навалится, скажет — постирать вышла. У нас в деревне все так и делают.
Ночью мы поставили сеть у зарослей, утром снимаем — рыбы!.. Я в жизни столько не видывал. Мы мелочь выбрасывали, а крупных складывали в баночки из-под майонеза. У меня и сейчас один пескарь дома живёт в аквариуме. Под меченосца замаскированный. Мы его для Нового года держим. Знаете какой это деликатес? Ни в одном ресторане нет. Приходите — увидите. Мы под этого пескаря знаете сколько гостей соберём? Приходите, не пожалеете.
РАССКАЗ ВТОРОЙ. ОХОТА НА ПУШНОГО ЗВЕРЯ
— А у нас так было, — подхватывает охотник. — Прибегает однажды Колька Александров.
— Я, — говорит, — дом купил.
— Хороший дом-то?
— Развалюха полная.
— Так, может, участок хороший?
— Никакого участка!
— Так чего же ты его купил?
— Там кроты водятся.
— Настоящие?
— Ну да! Они у хозяина червей для рыбалки съели.
— Ура! Стало быть, хищники.
— У меня уже и лицензия на отстрел двух штук имеется. И мы сели в самолёт и в Сибирь вылетели. Остановились в доме охотника. Как принесли мы двух кротов на шесте — все ахнули!
— Да, — говорят, — всё-таки наша охота действительно в мире лучшая.
А где сейчас шкура, спросите? Да у меня перед креслом одна брошена. Я на ней зимой пальцы грею. У меня дырка специальная в тапочке сделана.
РАССКАЗ ТРЕТИЙ. ОХОТА ПО ПЕРУ
— А я, ребята, неудачник какой-то! — начинает рассказ третий. — Я по перу охочусь. По летающим: стрекозы, бабочки.
Купил я себе осу охотничью. Начал её натаскивать. Увидишь бабочку — снимешь с осы колпачок. Она — бац! И бабочка твоя.
Только хотел за город выехать, охоту на бабочек и стрекоз запретили, чтобы поголовье увеличивать.
Ничего, думаю, дождусь я весеннего перелёта мух. Дождался. Выехал я за город, лежу на берегу на зорьке. В шалашике. Слышу: жужжит рядом. Муха! Я с осы колпачок снял — лети! Вдруг рядом — ба-бах! И нет моей осы. Оказывается, за соседним кустом ещё один охотник с подсадной мухой охотился. Он, конечно, плакался, извинялся. Мне свою муху взамен осы предлагал. Но я отказался. Не люблю я эту охоту с подсадными. Есть в ней что-то такое нечистое. А я люблю, чтобы всё было по-хорошему, как в добрые старые времена.
— Эдуард Николаевич, дети вас понимают. Ну, а взрослые — их родители? Читают ли они ваши произведения?
Э. Н. Вот, например, рассказ «Целебный бык» — думаю, что в нём найдут что-нибудь смешное для себя и взрослые, и ребята.
ЦЕЛЕБНЫЙ БЫК
Село Троицкое под Переславлем, село тихое и безобидное. Люди в нём молчаливые, уважительные.