Уходя, Громов не видел, как, обернувшись, кивнул на него Китаец, как ухмыльнулась колдунья, и в смуглой руке ее, блеснув на мгновение, исчез золотой дублон.
Уже ближе к ночи, когда Андрей возвращался домой, его неожиданно окружили нищие — облаченные в рубища белые, мулаты и негры, где-то с полдюжины человек — старик и дети.
— Ай, ай, господин! — протянув руку, прошамкал беззубым ртом какой-то противный старик, чем-то напоминавший незабвенного Георгия Милляра в роли Бабы-Яги. — Пода-ай денежку на пропитание. Пода-а-ай!
Остальные попрошайки запрыгали вокруг, заорали… что-то вдруг сверкнуло, клацнуло… Нож?
Кинув оборванцам мелочь, молодой человек выхватил шпагу:
— А ну пошли прочь!
Бродяги поспешно ретировались, разбежались по сторонам, будто их и не было.
— Вот так-то лучше будет.
Сунув клинок в ножны, молодой человек без всяких приключений добрался домой, поужинал вместе с любимой, да, положив голову ей на колени, задремал — умаялся за день.
Бьянка нежно гладила возлюбленного по волосам… и вдруг тихонько засмеялась.
— Что такое? — Андрей приоткрыл левый глаз.
— У тебя сзади… как будто сострижена прядь. Хотя… не особо и видно.
— Да ну, — лениво потянулся Громов. — У цирюльника я только бороду подстригал. А о просьбе твоей я не забыл, исполнил — кое-что про пиратов узнал.
Девушка улыбнулась:
— Спасибо, что не забыл. Расскажи!
— Ага… — хитровато щурясь, молодой человек поласкал Бьянкину грудь, пикантно круглившуюся под тонким батистом ночной сорочки. — Сначала поцелуй меня, ладно?
— Хорошо, поцелую. Только… ты что же это — одетым собрался спать?
Одежда полетела в шкаф. На пол упала сорочка… Позабыв про усталость, Андрей упивался гибким телом возлюбленной, ее стройными бедрами и нежной шелковистою кожей, ласкал обворожительную ямочку пупка… и другие, не менее пленительные и милые, ямочки, те, что на пояснице… Синие глаза юной баронессы вспыхнули нешуточной страстью, грудь ее взволнованно вздымалась, тяжелое дыхание быстро перешло в томный стон…
Их разбудили с утра, едва только взошло солнце, хотя Громов вовсе не планировал вставать нынче рано, намереваясь хорошенько выспаться перед завтрашним выходом в море.
В дверь постучал Том, хорошо хоть этот добродушный черный парень нынче не прервал интимных ласк, как обычно бывало, а всего лишь разбудил…
— Там к вам пришли, масса.
— Пришли? — молодой человек недовольно выглянул из-под одеяла. — И кто же? Шкипер или дядюшка Сэм?
— Ни тот, ни другой, сэр. Толстая черная женщина!
— Кто-то?!
— Какая женщина? — тут же приподняла голову Бьянка. — Молодая?
— Я б так не сказал, госпожа. Скорей, старая, пожилая. И очень некрасивая, да.
Девушка сладко потянулась, прикрыв глаза, и с хитрецой посмотрела на Громова:
— Старая негритянка…
— Скорее, мулатка, госпожа.
— Пусть мулатка… И какие же у тебя с нею дела, милый?
— Сам хотел бы знать!
Быстро одевшись и прицепив шпагу, молодой человек спустился следом за слугой в сад, однако никого там не обнаружил.
— Она на улице, у калитки, — показал Том. — Сказала, что будет ожидать вас там.
— Ладно, посмотрим.
Выйдя на улицу, Андрей озадаченно покрутил головой, однако кроме играющих в какую-то незамысловатую игру вроде «чижа» пацанов никого не увидел.
— И где же твоя мулатка?
— Не могу знать, масса! — негр выглядел не менее обескураженным. — Только что была. И ведь сказала…
— Вы кого-то ищете, сэр? — один из мальцов — самый чумазый, — бросив игру, вдруг подбежал к Андрею.
— А-а-а! Сын углежога! — узнал мальчишку капитан Гром. — Все такой же грязный… Так что ты хотел?
— Вас ждет одна черная дама, сэр. Здесь, неподалеку, в харчевне. Сказала, чтоб я проводил.
Громов хмыкнул:
— А-а-а, ну раз сказала, тогда веди. Том, можешь быть свободным.
— Понял, сэр.
Харчевня с огромной кружкой вместо вывески располагалась примерно в двухстах шагах от особняка тетушки Марты, на первом этаже — а, скорее, в подвале — обычного двухэтажного дома, каких в Нассау — да и не только здесь — имелось множество. Узкое, вытянутое в длину помещение, старые столы со скамейками, полутьма и — никого, наверное, ввиду раннего времени. Впрочем, в дальнем углу кто-то сидел, сливаясь с темной стеною.
— Она? — Андрей оглянулся к мальчишке, но того уже и след простыл.
В углу как-то зловеще засмеялись:
— Входи, молодой господин, присаживайся. Это я звала тебя.
— В таком случае — доброе утро, — молодой человек с усмешкой уселся напротив мулатки, в которой сразу признал вчерашнюю колдунью, что поджидала Жозефа Китайца в таверне «Черная голова».
Говорят, она и вправду раньше там была, самая настоящая черная голова — высушенная каким-то индейским племенем голова негра! Была, да сплыла — то ли украл кто-нибудь, то ли кто-то из испанских солдат захватил в качестве экзотического трофея.
Глядя на мулатку, Громов почему-то об этой голове вспомнил… а еще вдруг появились мысли о кровавом культе вуду, каких-то заговорах-наговорах и прочем… Волосы-то у него — состригли, ага! А старушка интересная… правда, она как-то устало выглядит… изможденно даже.
— О, Великий Никто!!! — едва капитан Гром уселся, как колдунья с воплем бросилась пред ним на колени. — Отпусти меня! Пожалуйста, отпусти — я не желала тебе ничего плохого.
— А кто желал? — подавив удивление, вкрадчиво осведомился Андрей. — Жозеф Китаец?
— Он… И еще — тот, которого все зовут Бешеный Дирк.
Вздохнув, мулатка кивнула и, не вставая с колен, посмотрела на Громова, как ему показалось, с надеждой:
— Так ты отпустишь меня, могучий господин Ниоткуда?
— Пожалуй, отпущу, зачем ты мне сдалась? — почесав затылок, молодой человек решил подыграть колдунье, а заодно и вызнать кое-что о своих, так сказать, друзьях-компаньонах, с которыми завтра предстояло отправиться в рейд.
Андрей покусал губу: ну Китаец! Ну Бешеный Дирк! С чего это они его заколдовать собрались? Хотя… можно догадаться — с чего. Конкурент! И конкурент сильный. А союзник — вынужденный, просто сообща сейчас легче.
— Так, женщина! А ну-ка, встань, — непререкаемым тоном заявил Громов. — Точнее — сядь, где сидела!
— Да, Великий Никто, слушаюсь! — Мулатка поспешно вскочила на ноги и, глубоко кланяясь собеседнику, уселась на свое место, сложив на столе жилистые, с набухшими венами, руки с короткими, унизанными дешевыми перстнями пальцами.