В 1980 году мне в руки попала хлопчатобумажная накидка Дейрдре, выброшенная за ненадобностью в мусорный ящик на заднем дворе особняка. Я увез ее в Лондон и передал в руки Лорен Грант, наиболее сильного психометрика нашего ордена.
До того момента Лорен ничего не знала о Мэйфейрских ведьмах, однако в данных обстоятельствах телепатия могла сыграть определенную роль, поэтому я постарался максимально закрыть от нее собственный разум.
– Я вижу сияние счастья, – едва коснувшись накидки, сказала Лорен, – эта вещь принадлежала человеку безгранично счастливому. Женщине, живущей словно во сне. Она грезит о зеленых садах и сумеречных небесах, она видит перед собой великолепные закаты. Ветви деревьев опускаются почти до земли. С одной из них свисают качели. Это девочка? Нет, подождите, это уже вполне взрослая женщина. Дует теплый ветерок. – Лорен погладила пальцами материю и еще сильнее прижалась к ней щекой. – О да! У нее есть прекрасный любовник. Красавец в духе Стирфорта из «Давида Копперфильда». Он удивительно нежен, а когда его руки касаются этой женщины, она буквально льнет к нему и готова ради него на все. Но кто же она? Ей можно только позавидовать. На ее месте захотела бы оказаться любая женщина в мире. Хотя бы на несколько мгновений!
Действительно ли такова была подсознательная жизнь Дейрдре Мэйфейр? К сожалению, узнать это от нее самой нам не суждено никогда.
Пожалуй, относительно одежды здесь уместно будет упомянуть одну деталь: что бы ни было надето на Дейрдре – ночная рубашка или накидка, начиная с 1976 года на ее шее неизменно сиял фамильный изумруд Мэйфейров.
Мне самому неоднократно удавалось видеть ее издали. До 1976 года я успел побывать в Новом Орлеане трижды, а после возвращался в этот город много раз, чтобы собрать как можно больше новой информации.
Часть времени я обязательно проводил на улицах Садового квартала и, конечно же, прогуливался мимо особняка Мэйфейров. Я побывал на церемониях погребения мисс Белл, мисс Милли и мисс Нэнси, а также последнего из сыновей Кортланда – Пирса, скончавшегося от инфаркта в 1984 году.
На всех этих церемониях я сталкивался с Карлоттой Мэйфейр. Наши взгляды встречались. Трижды, проходя мимо, я вкладывал ей в руку свою визитную карточку. Она не сделала ни единой попытки встретиться со мной. Однако не было больше с ее стороны и угроз – во всяком случае, явных.
Карлотта Мэйфейр уже очень стара. Волосы стали совершенно седыми, а худоба производит впечатление болезненной. Однако она по-прежнему ежедневно появляется в своей конторе. Ей давно уже не по силам подняться по ступеням трамвая, поэтому приходится брать такси. В их доме на Первой улице осталась лишь одна чернокожая служанка, если, конечно, не считать преданной нянюшки Дейрдре.
В ходе каждого своего пребывания в Новом Орлеане я находил все новых и новых «свидетелей», готовых рассказать мне о «темноволосом мужчине» и загадочных событиях, происходивших в особняке Мэйфейров. Все рассказы звучали очень похоже.
Хотя Дейрдре Мэйфейр еще жива, ее история на самом деле практически окончена.
Пора перейти к детальному описанию жизни единственной дочери и наследницы Дейрдре Роуан Мэйфейр, которая ни разу не была в родном городе с того самого момента, когда через шесть часов после ее рождения реактивный лайнер поднялся в воздух и увез девочку на противоположный край континента.
В настоящий момент попытку собрать воедино имеющиеся у нас разрозненные данные следует, безусловно, считать преждевременной, однако та информация, которой мы располагаем, уже позволяет с большой степенью уверенности сделать весьма важный вывод: судя по всему, Роуан Мэйфейр, которой практически ничего не известно о ее настоящей семье, о ее исторических корнях и тем более о полученном ею наследии, возможно, является наиболее сильной и могущественной из всех когда-либо существовавших Мэйфейрских ведьм.
После уличной жары прохлада оснащенного кондиционерами помещения похоронной конторы «Лониган и сыновья» показалась ей особенно приятной. Однако уже через несколько мгновений она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок – быть может, контраст между нестерпимой духотой и едва ли не ледяными струями воздуха был слишком велик. Стоя в уголке, никем не замеченная, она дрожала как в лихорадке, и все происходящее вокруг казалось каким-то фантастическим сном.
Поначалу насыщенный теплом и влагой летний день не вызывал у нее никаких неприятных ощущений. Первые признаки слабости и озноба появились именно в тот момент, когда она подошла к мрачному особняку, стоявшему на пересечении Честнат-стрит и Первой улицы.
И вот теперь, в этом зале с задрапированными белым дамастом стенами, освещенном небольшими хрустальными люстрами и заполненном приглушенным гулом голосов, она словно окончательно утратила чувство реальности и погрузилась в таинственный сон… Окон в зале не было, однако, вполне возможно, они скрывались за драпировками.
С того места, где она стояла, невозможно было разглядеть, кто лежал внутри гроба, водруженного на высокий постамент возле дальней стены соседнего зала. Видны были лишь отполированное дерево, серебряные ручки и пышная шелковая обивка откинутой крышки, но и их время от времени заслоняли толпящиеся повсюду незнакомые, хорошо одетые люди.
«Ты должна заглянуть в этот гроб, – говорила она себе, чувствуя, как непроизвольно сжимаются от напряжения мышцы лица и каменеет все тело. – Ты должна пересечь этот зал и пройти через следующий. В этом нет ничего особенного. Посмотри. Все именно так и поступают…»
Да, действительно, посетители один за другим подходили к постаменту, поднимались на возвышение и бросали прощальный взгляд на лежавшую внутри гроба женщину.
Должен же кто-нибудь в конце концов обратить на нее внимание и поинтересоваться, кто она и что здесь делает. И тогда она вместо ответа задаст им свои вопросы: «Кто все эти люди? Почему они здесь? Знают ли они, кто такая Роуан Мэйфейр?»
А пока ей оставалось только наблюдать… Мужчины в светлых костюмах, женщины в очаровательных платьях, некоторые даже в шляпках и перчатках… Человек двести, не меньше, всех возрастов… Как давно ей не приходилось видеть туалеты таких ярких тонов, пышные юбки, туго стянутые ремешками в талии…
В толпе можно было видеть и совершенно лысых джентльменов в белых льняных костюмах и с тросточками в руках, и юношей, явно чувствовавших себя неловко в тугих воротничках и галстуках, и множество ребятишек – от младенцев, ползавших по ковру или сидевших на коленях у взрослых, до подростков, игравших рядом со старшими…