А когда в тех безлюдных местах наступила ночь, он погрузился в беспокойный сон. Вскоре его начали мучить столь жуткие кошмары, и он начал столь страшно метаться, что я бросился вниз по крутым склонам, чтобы оказаться от него как можно дальше. Спускаясь по опасным утесам в серебристом свете луны, я увидел высоко над собой безумца, который, продолжая спать, носился туда-сюда, воя как пес и рассекая большим ножом ночной воздух. Я был только рад, что не остался там ни минутой дольше!
Я вернулся в Тарамун окружной дорогой, собирая по пути травы, о которых говорил отшельник, и, когда я оказался на месте, у меня уже имелись все составляющие, необходимые для заклинаний, и я хорошо помнил Слова Силы. И вот, вызвав сильную бурю, я вышел на балкон самой высокой башни, выкрикнул среди бушующего ветра Слова и съел приготовленные травы; тотчас же я упал замертво, провалившись в сон намного более глубокий, чем в объятиях Шуш, Богини Спокойных Снов. Но хотя сон мой и был глубок, он вовсе не был спокоен!
Нет, сон мой был воистину беспокоен! Я увидел гробницу Ктулху на острове Арльех, миновал могучие, странно покосившиеся стены его крепости и оказался перед самим Великим!
В это мгновение очертания духа моего предка заколыхались, словно он сам был не в силах сдержать дрожь; даже голос Милахриона задрожал, утратив свою обычную силу. Подождав немного, я крикнул!
— Говори же дальше, что сказал тебе этот страшный Властелин Арльеха?
— Многое, Тех Атхт. Он открыл мне тайны пространства и времени, поведал легенды затерянных вселенных, выходящие за границы человеческого воображения, сообщил ужасную правду о Гобеленах Н’танга и иных измерениях, кроме трех нам известных. И в конце он выдал мне секрет бессмертия!
Но передать мне его он обещал лишь при условии, что я заключу с ним договор. И договор этот заключался в том, что я навсегда стану его жрецом, до самого его возвращения. Решив, что позже сумею освободиться от ограничений, наложенных на меня Ктулху, я согласился и принес соответствующую клятву. И таким образом судьба моя была решена, ибо ни один человек не в состоянии освободиться от проклятия Ктулху…
Проснувшись, я сделал все, что требовалось для того, чтобы достичь обещанного бессмертия. На третью ночь Ктулху посетил меня во сне, ибо теперь он знал, как меня найти, и приказал мне, как своему жрецу и слуге, выполнить некоторые поручения. Поручения эти должны были помочь Великому и его плененным собратьям разорвать оковы, в которые много веков назад заковали их удивительные боги Эльда. К чему бессмертие, если мне предстояло навсегда стать слугой ужасного Ктулху?
И потому на четвертый день, вместо того чтобы сделать то, что было мне приказано, я начал строить как можно более надежную защиту от гнева Ктулху, чтобы с помощью заклинаний удержать его вдали от себя… но тщетно! На пятую ночь, смертельно устав, я заснул, и он снова явился ко мне, воистину в страшном гневе!
Сломав все чародейские барьеры, он уничтожил все заклятия и предохранительные руны, убедившись, что я его предал. А когда я спал, он вытащил меня из постели и повел через лабиринты моего замка к ступеням, ведшим на вершину самой высокой башни. Он приказал мне подняться наверх, а когда я начал сопротивляться, полностью меня парализовал и лишил воли. Медленно, словно зомби, я поднялся на вершину самой высокой башни, а оттуда на балкон, и бросился вниз, на острые скалы, торчавшие на тысячу футов ниже… Мое тело разбилось, Тех Атхт, и так умер Милахрион.
Когда он закончил, я приблизился к стене клубящегося тумана, за которой стоял Милахрион, окутанный черной мантией и окружавшей его тайной. Теперь он уже не выглядел столь высоким; на самом деле он был не выше меня, и, несмотря на огромную силу, которой он владел при жизни, он уже не вызывал во мне страха. Неужели я, Тех Атхт, мог испугаться духа? Даже духа самого могущественного на свете чародея?
— Ты так и не сказал мне того, что я хочу знать, — обвиняющим тоном заявил я.
— Какой ты нетерпеливый, — ответил он. — Когда дым травы Жа теряет свою силу и тебя манит реальный мир, твое нетерпение растет. Хорошо, я повторю тебе то, что рассказал мне Ктулху о бессмертии.
Он рассказал мне, что единственный способ для обычного человека, даже самого могущественного из чародеев, существовать вечно — реинкарнация! Но, увы, подобное возвращение не было бы полным, так как мне пришлось бы вселиться в тело другого человека и использовать его разум, а поскольку я не хочу иметь слабое тело и разум, то наверняка натолкнусь на сопротивление еще не родившейся личности. Иными словами, мне придется делить тело и разум с кем-то другим! Но я рассудил, что даже частичное бессмертие лучше, чем никакое. Разве ты не согласен, мой потомок?..
Конечно, я хотел бы иметь тело, которое напоминало бы мое собственное, и соответствующий разум, проницательный разум, стремящийся познать большие и малые тайны этого мира, разум чародея! На самом деле было бы еще лучше, если бы в его жилах текла моя собственная кровь…
— Погоди! — крикнул я, в страхе пытаясь вглядеться в серый туман, чтобы увидеть невидимое лицо Милахриона. — Твоя история меня пугает, предок мой, и…
— …и, тем не менее, ты должен выслушать ее до конца, Тех Атхт, — прервал он меня, и в голосе его вновь прозвучала неумолимость судьбы. Продолжая говорить, он медленно поплыл в мою сторону, и я наконец увидел его темные глаза, в которых горел смертельный огонь. — Чтобы быть уверенным, что этот еще не родившийся человек будет обладать всеми необходимыми мне чертами, я составил договор, касающийся моего воскрешения в его теле. Условие, которое он должен выполнить, заключается в том, что его чародейские способности должны быть таковы, чтобы он сумел десять раз вызвать меня из страны теней, и только тогда я войду в его тело… А ты сколько раз меня до сих пор вызывал, Тех Атхт?
— Десять раз, демон! — задыхаясь, крикнул я. Чувствуя, как меня до костей пробирает замогильный холод, я бросился к нему, схватив дрожащими руками за плечи, и взглянул в лицо, которое теперь было отчетливо видно, словно отражение в зеркале. В зеркале? Да! Ибо, хотя это было лицо старого, очень старого человека, оно, тем не менее, было моим собственным!
Я без промедления сбежал и проснулся холодным утром на вершине Горы Древних, где стоял мой привязанный як, который беспокойно посмотрел на меня и нервно фыркнул…
Но это было давно, в годы моей молодости, а теперь я уже не боюсь Милахриона, хотя чувствовал страх перед ним в течение многих лет. В конце концов я оказался сильнее его, ибо он перенял лишь небольшую часть моей личности. Взамен я получил все его колдовское искусство, изученное за всю жизнь, посвященную разгадке мрачных тайн. В том числе и тайны бессмертия.
Однако и сейчас Милахрион остается непобежденным, ибо я наверняка понесу часть его личности в будущее. Порой я улыбаюсь при мысли об этом, и чувствую, как меня разбирает смех, словно поднимающийся над бескрайними песками пустыни ветер… но так бывает нечасто. Ибо смех этот нисколько не напоминает мой собственный, а эхо его длится чересчур долго.