Люси вскрикнула помимо воли, когда надсмотрщик ударил ребенка. Один из надсмотрщиков, высокий и непомерно толстый, средних лет, подошел к ней. Он был почти лысый, с остатками рыжих волос на затылке.
— Что такое? — спросил он. — Принесла мне поесть, мисс?
Люси распрямилась и вздернула подбородок:
— Я к мистеру Олсону.
Надсмотрщик улыбнулся, обнажив полный рот крепких желтых зубов:
— Всем девкам в графстве надо к нему. Человек тихий, но когда завелись деньги — дело другое, не так ли? Ну да ладно. Тебе нужен Олсон, иди за мной, я провожу.
Люси последовала за ним и сразу почувствовала, как у нее сжались легкие, будто ей заткнули рот толстой шерстяной тряпкой. Рабочие провожали ее взглядами. Она заметила что салфетка, которая прикрывала содержимое корзины, сбилась, и почувствовала, как десятки глаз уставились на открывшийся взорам хлеб. Маленький мальчик облизал губы.
— Дайте что-нибудь поесть, мисс, — попросил он.
Надсмотрщик ударил по раме его станка, и мальчик вернулся к работе.
В дальнем конце здания надсмотрщик постучал в единственную дверь в стене и открыл ее, не дожидаясь ответа. В комнате за большим столом сидел мистер Олсон и писал письмо. Несколько других писем обсыхали на столе, заваленном гроссбухами и раскрытыми книгами. За спиной мистера Олсона находилась дверь, через которую он мог входить и выходить, не пересекая здания фабрики, и большое окно, освещавшее контору дневным светом.
— Вот, барышня вас ищет, — сообщил надсмотрщик.
— Хорошо, пусть войдет, и закройте дверь. Не хватало, чтобы вся эта дрянь проникла сюда.
Надсмотрщик втолкнул ее в комнату и, сально ухмыльнувшись, плотно закрыл за собой дверь. Люси совсем не хотелось оставаться наедине с мистером Олсоном за закрытой дверью, но воздух в конторе был намного чище и света было гораздо больше.
— Мисс Деррик, — произнес мистер Олсон.
В его интонации было что-то новое. Это «что-то» нельзя было назвать удовольствием. Удовольствие не сочеталось с его характером. Тем не менее Люси уловила явное удовлетворение, и, кроме того, он смотрел на нее со вниманием, чего раньше за ним не водилось. На миг он даже показался ей привлекательным.
— Я знаю, вы заняты, — сказала Люси, чувствуя, как заливается краской, — поэтому принесла вам обед. — Фраза прозвучала натянуто и сухо.
Он взглянул на корзину, которую она поставила на стол:
— Очень мило. Не ожидал.
Люси попыталась улыбнуться, но у нее запершило в горле, и она оставила попытку.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал мистер Олсон, указывая на стул по другую сторону стола. — Хотя моя фабрика не самое подходящее место для молодой леди.
— Да, не очень радостное место, — сказала Люси, слыша доносившиеся сюда стук станков, отрывистый кашель и раздававшиеся время от времени удары, как она теперь понимала, дубинок надсмотрщиков.
Ей вспомнились слова отца о том, что фабрики — это болезнь на земле. Ей хотелось как можно скорее покинуть это место. Желание было острым, но она не знала, как сбежать, сохранив достоинство. Люси на секунду закрыла глаза и постаралась дышать ровно. Может, мистер Олсон и не заметит ее смятения.
Он не заметил.
— Это место, где работают, а не развлекаются, — с расстановкой сказал он, будто объясняя ребенку, что жизнь состоит не только из радостей.
Люси проглотила слюну, пытаясь побороть приступ тошноты.
— Но условия, в которых работают люди, ужасны.
— Чтобы фабрика приносила прибыль, — ответил мистер Олсон, — они должны быть такими. Такова природа фабрики. Я не в силах ее изменить, поэтому не понимаю, почему не воспользоваться и не заработать на этом.
Люси и в самом деле мало знала о коммерции. В мире много вещей, которые лучше скрывать, — война, рабство, эксплуатация. Если против них протестовать, они от этого не исчезнут. И все же, несмотря на все это, Люси не представляла, как можно обвенчаться с человеком, который предпочел заниматься тем, что любой чувствующий человек не может не считать злом. Одно дело принять положение, когда человек бессилен покончить со страданиями в мире, и совсем другое — извлекать прибыль из того, что делает людей несчастными.
Люси промолчала. Три года в доме дяди научили ее, что бесполезно спорить с человеком по вопросу, который противоречит его интересам. Через какое-то время она сказала:
— Надеюсь, вам нравится холодная курица.
— Нравится, — ответил он так серьезно, что было понятно, что ему в самом деле нравится холодная курица. — Но удовольствие от еды не может сравниться с удовольствием оттого, что ее принесли мне вы. Не скажу, что мне неприятна мысль о том, что мы с вами поженимся.
Люси не знала, что ответить. Обдумывая слова, которые могли бы помочь ей выйти из положения, она заметила, что что-то изменилось. Через мгновение она поняла, в чем дело. Тишина. Не было слышно стука вязальных станков. Слышались лишь приглушенные окрики надсмотрщиков и участившиеся удары дубинками.
— На сегодня работа окончена? — спросила Люси.
Мистер Олсон достал часы, проверил время и помрачнел. Он вскочил со своего места и, напрочь позабыв о Люси, настежь распахнул двери конторы. Комната тотчас наполнилась пылью, тишиной и жаром скученных тел.
— За работу, бунтовщики! — заорал один из надсмотрщиков.
Люси увидела, как рыжеволосый детина крикнул и ударил дубинкой по плечу ребенка не старше двенадцати лет, который сидел неподвижно, положив руки на колени. Дубинка опустилась с глухим звуком, но мальчик не шелохнулся. Никто из работников не пошевелился, не проронил ни слова и даже не повернул головы. Они сидели совершенно неподвижно, ряд за рядом, безмолвные и застывшие, как неживые. Немая толпа с остекленевшими глазами.
— Вы должны его остановить! — воскликнула Люси.
Она не верила своим глазам. Все было так странно. Какая жестокость! Она видела такое впервые, и ей хотелось бежать из этого чужого, враждебного места.
Мистер Олсон ее не слышал.
— Что здесь происходит? — резко спросил он.
Рабочие молчали. Вперед вышел надсмотрщик:
— Они вдруг прекратили работу. Без всякой причины. Все разом.
— Еще не рассветет, как я найду вам замену. Всем до единого! — крикнул мистер Олсон. — Не испытывайте моего терпения.
Ему никто не ответил. Где-то в глубине здания взлетела птица. Мистер Олсон, как ребенок, сжал руки в кулаки:
— Это все луддиты. Этих людей подговорили выступить против меня.
Люси подошла ближе. Одна из женщин вдруг резко повернула голову, как испуганная белка. Она посмотрела на Люси и открыла рот, но заговорила не сразу:
— Собирай листы.