— Их было больше двадцати.
— Да, я тоже заметил.
— Думаю, мы прошли.
Я со вздохом отпустил изображение, которое удерживал в голове, и засветил амулет. Точнее, попытался отпустить изображение. Открыл глаза и несколько раз моргнул, однако моя голова уподобилась телевизору на витрине, который слишком долго показывал одну и ту же картинку. Я посмотрел на Мыша и Гард — и с большим трудом стряхнул образ диких малков с приплюснутыми головами, которых столь неистово воображал.
— У тебя есть еще эти руны? — спросил я.
— Нет, — ответила Гард.
— На обратном пути придется проявить изобретательность.
— Еще рано об этом беспокоиться, — сказала она и вновь зашагала вперед.
— Сейчас самое время. Когда мы вызволим девушку, придется возвращаться с ней. Господи, ты что, вообще не читала Джозефа Кэмпбелла? [8]
Она дернула плечом:
— Гренделеныши — сильные противники. Драться придется насмерть. Поэтому шансы, что на обратном пути придется тревожиться о малках, составляют пятьдесят на пятьдесят. Зачем тратить силы заранее?
— Возможно, тебе это покажется безумным, но когда строишь большие планы — например, вернуться обратно на поверхность, — чуть легче справляешься с маленькими. Например, дыханием.
Подняв руку, Гард сказала:
— Подожди.
Я замер, прислушиваясь. Мыш тоже остановился, втягивая носом воздух, его уши тихо поворачивались, словно небольшие радары, но он не выказывал признаков того, что ощущает затаившуюся опасность.
— Его логово близко, — прошептала Гард.
Я выгнул бровь. Туннель выглядел точно так же, как несколько секунд назад.
— Откуда ты знаешь?
— Чувствую, — ответила она.
— Ты это умеешь?
Гард пошла дальше:
— Да. Именно так я узнала, что он проник в город.
Я скрипнул зубами:
— Было бы очень мило, если бы ты хоть иногда задумывалась о возможности обмена информацией.
— Здесь недалеко, — сказала она. — Мы можем успеть. Идем.
Я почувствовал, как брови ползут вверх. В вопросах чисто физического обоняния Мыш на голову превосходил нас обоих, а он явно не ощущал враждебного присутствия. Мои собственные чувства настроены на всевозможные сверхъестественные энергии, и я был настороже с тех самых пор, как мы спустились в Подземье. Однако никакие шевеления не выдавали недоброжелателя.
Если знание — сила, значит, незнание — слабость. В такой работе, как моя, незнание может убить. Гард ни словом не обмолвилась о мистической связи между ней и этой тварью, но я не находил более простого объяснения тому, что она способна ощущать ее присутствие, а я — нет.
Проблема заключалась в том, что подобные связи обычно работают в обе стороны. Если она могла почувствовать гренделеныша, то скорее всего и он мог почувствовать Гард.
— Эй, погоди, — сказал я. — Если эта штука знает, что мы идем, не стоит нестись сломя голову.
— Нет времени. Он почти готов к спариванию, — рявкнула она, снимая топор с плеча. Затем вытащила из вещмешка что-то вроде сигнального факела и отшвырнула мешок в сторону.
Потом откинула назад голову и испустила яростный, вызывающий клич. Звук был таким громким, таким грубым, таким первобытным, что казался нечеловеческим. Не слово, но вой, отчетливо выражавший ярость Гард, ее презрение к опасности, к жизни — и к смерти. Этот боевой клич напугал меня до усрачки, а ведь я ничего плохого не сделал.
Ударом запястья Гард запалила факел и оглянулась через плечо. Зловещий зеленый свет играл на ее лице, отбрасывая причудливые тени, и ледяные, обведенные белыми кругами глаза казались очень большими над тугой, бескровной улыбкой. Ее голос пугающе дрожал.
— Хватит разговоров.
Святой Шварценеггер!
Гард потеряла терпение.
Хладнокровный, рассудительный профессионал, работавший на Марконе, никогда бы так не отреагировал. Мне никогда не доводилось видеть настоящего берсеркера в бою, но этот вопль… Словно прокатившееся сквозь века эхо древнего мира, дикого мира, скрытого туманом времен.
И внезапно я поверил в ее возраст.
Она рванулась вперед, легко помахивая зажатым в правой руке топором, держа в левой пылающий факел. Испустила еще один крик банши, нечленораздельный вызов гренделенышу, явственно говоривший: я собираюсь тебя убить.
И откуда-то спереди, из туннелей, ей ответило нечто очень, очень большое. Грудной, низкий вопль сотряс стены: попытайся.
У меня затряслись колени. Проклятие, даже Мыш застыл, прижав уши к голове, опустив хвост, слегка пригнувшись. Вряд ли я выглядел более отважным, чем он, но пришлось пинком запустить мозг и, выплюнув нервное проклятие, поспешить за Гард.
Возможно, нестись вперед сломя голову действительно глупая идея, однако еще хуже — стоять с отвисшей челюстью, лишаясь единственной возможной помощи. Кроме того, как бы то ни было, я согласился работать с Гард и не собирался оставлять ее без прикрытия.
Поэтому я понесся сломя голову по туннелю к источнику кошмарного воя. Мыш, который, возможно, был мудрее меня, помедлил еще несколько секунд, но затем помчался следом, и вскоре мы уже бежали наравне. Футов через двадцать он яростно зарычал, бросая собственный вызов.
Как говорится, попал в Киммерию — веди себя соответственно. Я тоже заорал. Мой вопль поглотило гулявшее по туннелям эхо.
Опередившая меня на десять шагов Гард ворвалась в пещеру. Сгруппировалась, прыгнула, красиво взвилась в воздух и исчезла из виду. Зеленый свет факела сообщил мне о том, что туннель открывался в верхнюю часть зала размером с небольшой гостиничный атриум, и если бы Мыш не затормозил и не откинулся назад, я бы свалился. А так мне удалось насладиться прекрасным видом на обрыв высотой не меньше тридцати футов. Внизу влажно поблескивал каменный пол.
Гард приземлилась на ноги, перекатилась, воспользовавшись импульсом, и лохматое пятно размером с промышленный холодильник пронеслось мимо, врезавшись в стену с кашляющим рычанием. Пещера содрогнулась.
Блондинка вскочила, оттолкнулась от стены, развернулась в прыжке на сто восемьдесят градусов и вновь приземлилась на ноги, держа топор над головой. Отбросила факел в центр пещеры, и я наконец смог увидеть, что же в ней находится.
Во-первых, пещера — или камера, или как ее ни назови — была огромной. Тридцать футов от пола до потолка, не меньше тридцати футов в ширину, дальний конец теряется в темноте за пределами резкого света факела. В основном — натуральный камень. На некоторых поверхностях виднелись следы использования грубых инструментов. По краю пещеры, у самого потолка, шла полка шириной около двух футов, в форме буквы «С». Это с нее я чуть не свалился вниз. В стене подо мной были вырезаны ступени — если можно так назвать грубо вырубленные двенадцатидюймовые выступы.