— Съешь-ка это! Forzare!
Сотни фунтов острых белых осколков рухнули на гренделеныша и малков. Я швырнул их сильно, сильнее, чем монстр кинул камень в меня, и костяные снаряды рвали тела на части, словно пули.
Не дожидаясь развязки, я подхватил факел и бросил в кучу тряпок, окровавленной одежды и старых газет. Ворох мгновенно вспыхнул, потянуло удушливым дымом.
— Поднимайся! — крикнул я Гард. Одна половина ее лица посинела и опухла, и она сломала руку — кость предплечья проткнула кожу. С моей помощью Гард, шатаясь, поднялась на ноги, оглушенная и задыхающаяся от дыма, который затенял свет. Я отвел ее к ступеням, и даже в нашем потрепанном состоянии мы поднялись по ним с рекордной скоростью.
Оглушительный хор рычащего гренделеныша и завывающих малков немного затих — начало сказываться действие дыма. Потоки воздуха текли в туннеле, превращая его в каминную трубу. Я снова зажег амулет, чтобы осветить дорогу.
— Подожди! — выдохнула Гард, когда мы прошли пятьдесят футов. — Постой!
Она потянулась к карману пиджака, где хранила маленькую костяную коробочку, но не смогла достать ее здоровой рукой. Пришлось мне.
— Треугольник, с тремя линиями поперек, — сказала она, прислоняясь к стене. — Найди его.
Я рылся в маленьких костяшках для скрэббла, пока не нашел подходящую.
— Эта?
— Осторожно, — рявкнула Гард. — Это руна Разделения. — Она выхватила у меня квадратик, сделала пару шагов в сторону пещеры гренделеныша, пробормотала что-то себе под нос и разломила руну. Последовала вспышка густо-алого света, туннель задрожал и застонал.
— Бежим!
И мы побежали.
Потолок за нашей спиной с ревом обрушился, запечатав малков и гренделеныша в едкой дымовой ловушке.
Мы остановились. Взметнулась пыль, вопли сверхъестественных тварей смолкли, точно кто-то повернул выключатель. Тишина оглушала.
Мы постояли некоторое время, израненные и задыхающиеся. Гард сползла на пол.
— Ты была права, — сказал я. — Не следовало переживать по поводу малков на обратном пути.
Гард устало улыбнулась:
— Это был мой любимый топор.
— Ты можешь за ним вернуться, — предложил я. — А я подожду тебя здесь.
Она фыркнула.
Мыш, шаркая, вышел из туннеля. Вцепившаяся в его ошейник Элизабет Брэддок явно очень переживала из-за отсутствия одежды.
— Чт-т-то? — прошептала она. — Что здесь произошло? Я не п-п-понимаю.
— Все в порядке, миссис Брэддок, — ответил я. — Вы в безопасности. Мы собираемся вернуть вас мужу.
Она закрыла глаза, содрогнулась и расплакалась. Обхватила руками лохматую гриву Мыша и спрятала лицо в его шерсти. Девушка тряслась от холода. Я снял плащ и накинул на нее.
Гард посмотрела на Элизабет, затем на свое сломанное предплечье и вздохнула.
— Мне нужно выпить.
Я выплюнул изо рта камешки.
— Аналогично. Идем.
Протянул ей руку, и она ее приняла.
Несколько часов и врачей спустя мы с Гард вернулись в паб, где близился к завершению пивной фестиваль, и теперь сидели за столиком с Маком. Обрушив на нас ворох заплетающихся благодарностей, Брэддоки сбежали. Кег Мака украшала голубая ленточка. Он налил нам всем по кружке.
— Ночь живого пива, — сказал я. Мне выдали обезболивающие для плеча, но я собирался принять их дома, в постели. Поэтому сейчас все сильно болело. — Больше похоже на ночь живых синяков.
Мак поднялся, осушил кружку и отсалютовал ею нам с Гард.
— Спасибо.
— Нет проблем, — ответил я.
Гард с легкой улыбкой наклонила голову, и Мак удалился.
Прикончив свою кружку, она изучила шину на руке.
— Близкое попадание.
— Это верно, — ответил я. — Можно задать тебе вопрос?
Она кивнула.
— Гренделеныш назвал тебя сучкой Одина, — сказал я.
— Верно.
— Я знаю только одну персону, которую так зовут.
— Есть и другие, — ответила Гард. — Но все слышали лишь о самом знаменитом.
— Ты назвала гренделеныша потомком Гренделя, — сказал я. — Я правильно понимаю, что ты — потомок Одина?
Гард улыбнулась:
— У наших с гренделенышем семейств долгая история.
— Он назвал тебя Выбирающей, — заметил я.
Продолжая загадочно улыбаться, она пожала плечами.
— Гард — не твое настоящее имя, — сказал я. — Верно?
— Конечно, нет, — ответила она.
Я отпил премиального темного пива Мака:
— Ты валькирия. Настоящая.
Ее лицо было непроницаемым.
— Я-то думал, валькирии в основном занимаются вопросами доставки, — продолжил я. — Выбирают лучших воинов среди павших. Забирают в Вальхаллу. Ах да, и разносят там напитки. Девственные дочери Одина, наливающие медовуху воинам, которые пируют в ожидании Рагнарёка.
Откинув голову назад, Гард расхохоталась:
— Девственные дочери!
Тряхнув волосами, она поднялась и снова посмотрела на сломанную руку. Потом вдруг придвинулась и поцеловала меня. Ее губы были сладкими, жадными, пылающими — я ощутил поцелуй всем телом, до самых кончиков пальцев на ногах. Хм, и не только.
Она медленно отодвинулась, ее бледно-голубые глаза сияли. Затем подмигнула мне и сказала:
— Не верь всему, что пишут в книгах, Дрезден. — Повернулась, чтобы уйти, но, задержавшись, оглянулась через плечо. — Хотя, по правде сказать, иногда ему действительно нравится, чтобы его называли папочкой. Я Сигрун.
Я проводил Сигрун взглядом. Потом прикончил пиво. Мыш с готовностью поднялся, виляя хвостом, и мы отправились домой.
Из антологии «Диетическая кровь» под редакцией Кевина Дж. Андерсона.
Действие происходит между событиями «Маленького одолжения» и «Продажной шкуры».
Кевин Андерсон разговорился со мной на Нью-йоркском конвенте комиксов и спросил, не хочу ли я поучаствовать в новой (по крайней мере для меня) разновидности антологии: авторы, знаменитые своими книгами о сверхъестественном и ужасах, пробовали себя в комическом жанре. Я с восторгом согласился.
Бедный Дрезден. Вечно я взваливаю на его плечи тяжесть всего мира — мне от этого действительно неловко. Честное слово. Чувствую себя просто ужасно.
Ну да ладно. Меньше «жути», больше «веселья» — в общем, суть вы уловили. Мучить Гарри, когда вокруг кишат мастера-вампиры, супер-упыри, призраки, и демоны, и огры, не проблема. Но меня заинтриговала мысль о том, чтобы заставить его пережить не меньшие разочарование и смущение в ситуации с относительно тривиальными оппонентами и проблемами.