— «Ворон» — проклятый корабль, — вздохнул Барков. И повторил: — Проклятый.
— А может… — Груша поморщилась, — может, все-таки… не корабль? Возможно, тут что-то с ядром, периодически происходят мощные магнитные выбросы, примерно как солнечные протуберанцы. А? Возможно, аномалия ядра как раз под нами? И первый, и второй корабли попали в магнитный шлейф планеты, потеряли управление и совершили аварийную посадку. Разбились, одним словом. И «Ворон» тут ни при чем?
— Да, — кивнул я, — ни при чем… А как быть с домом?
— С каким домом? Ах, с тем самым… Так тоже магнитные выбросы. Воздействие на мозг. Я же говорю — все могло привидеться.
— Обоим? — едко поинтересовался Барков.
— Обоим. У вас восторженное мировосприятие. Одинаковое. Резонансная энергетика. Вот вам и пригрезилось.
Говорила Груша неубедительно. Ребенок, который идет со свечкой через темноту, тоже твердит: «Чудовищ не бывает, чудовищ не бывает, чудовищ не бывает…» Убеждает себя, что чудовищ нет.
И их нет. В девяноста девяти процентах случаев.
Резонансная энергетика…
— Дай часы, — сказал Барков.
— Что?
— Часы дай!
Груша хмыкнула, сняла с пояса часы и протянула их Баркову. Он принялся разглядывать заднюю крышку. Обнаружил замочек, подцепил его ногтем, крышка откинулась.
В часах не было механизма. Там была пара каких-то шестеренок, и все.
— И что? — растерянно спросила Груша. — Муляж часов? Почему их тогда сюда отправили? Да еще в контейнере?
— Потому, — хмыкнул Барков.
Он осторожно закрыл крышку и так же осторожно вернул их Груше со словами:
— Будем надеяться, что все обойдется.
И Барков пошагал к скале. Колючка за ним. Мы остались вдвоем с Грушей. У нас было несколько минут. Кругом тихо и почему-то очень спокойно. Странное ощущение. Наверное, от усталости. Такое тупое и слегка безразличное состояние, непонятно почему счастливое.
— Он нас дурит, — шепотом сказала Груша. — Барков нас обманывает. И еще кролик… Тебе он не кажется несколько ненормальным?
— Глупый вопрос. Кажется ли мне ненормальным двухметровый кролик-кенгуру с шипами на спине? Да. Но не более, чем дом-людоед. Впрочем, в дом ты не веришь…
— А ты не думаешь, что он как бы свинчен? То есть собран? Как конструктор?
Я хотел сказать, что именно так мне и показалось в первый раз, едва я только его увидел. Но сказал другое:
— Просто инопланетный зверь. Ты сама говорила, он водорослями питается…
— Он вообще не питается. Роботу не нужно питание.
— Что?!
— Колючка — робот, — заявила Груша. — Не животное, а робот. Сразу же видно. Ни в одном животном не могут сочетаться такие несочетаемые детали. Тут явно биомеханика, я не сомневаюсь. Но я недавно поняла, раньше была слишком отвлечена. Знаешь, ты тогда отошел, а у него глаз выскочил, правый. Выскочил и повис на прозрачной веревочке. А Барков глаз назад вставил, вернул на место. Меня он не видел. Колючка — робот.
— Да нет…
— Он ведь даже не дышит!
Хм, а Груша наблюдательная. Мне вот в голову не пришло посмотреть — дышит странный зверь или нет.
— И что? — спросил я.
— А то. Ты же знаешь, я животных люблю. Я их всей душой люблю, даже вредных. А Колючку не люблю. Ничего не могу с собой поделать — не люблю и все.
Я промолчал. Нет, биомеханика запрещена. Но кто будет проверять всяких энтузиастов, которые с паяльниками по подвалам сидят и разных уродов стряпают? Колючка вполне мог быть роботом.
— Какая теперь разница, — тяжело вздохнул я.
— А вдруг и правда? — искорка страха проскочила в глазах Груши. Или даже паники.
— Пойдем наверх, на скалу, — предложил я. — Нечего тут внизу делать, Барков прав.
— У него кровь красная, я видела.
— Если он робот, то кровь может быть любого цвета.
— Я не о Колючке говорю, о Баркове. У него кровь красного цвета.
— Такое бывает… — пожал плечами я.
— Я точно знаю: такого не бывает! И кровезаменителей таких не бывает.
— И что, по-твоему, это означает?
Груша не ответила. Довольно редкий случай. Вместо ответа она сказала:
— Нас должны спасти. Нас обязательно должны спасти! Не может быть, чтобы нас не спасли… Тебе страшно?
— Не знаю.
Я на самом деле не знал. И никак не мог понять свое состояние. Наверное, у меня шок. Из-за него я ничего не чувствовал. Ничего.
— Холодно, — я выдохнул, и выдох мой стал паром.
На самом деле стало холодать. И мы отправились вслед за Барковым.
Он уже набрал камней и сложил костер, правда, не поджег еще. Сидел, смотрел задумчиво на свои дрова. Колючка стоял над могилой, негромко похихикивал — грустил, видимо.
Я решил, что просто тупо сидеть не стоит, надо запастись топливом на ночь. И принялся собирать камни. Барков мне не помогал, сидел с бластером на коленях, молчал. Потом все-таки поднялся, начал бродить туда-сюда.
Подошел ко мне и сообщил:
— Сто сорок шагов.
— Что?
— Сто сорок шагов. Периметр.
— Понятно… Как ты думаешь, что будет?
— Что-то будет. «Ворон» не станет ждать долго. Это на самом деле ловушка. Как стемнеет, так и начнется.
— Что?
— Не знаю… Помнишь видения Лины? Ей грезился красный человек.
— Да, помню.
— Те, кто погибал на «Вороне», перед смертью видели красного человека.
Я только рот сумел открыть.
— А некоторые вообще видели… Ладно, неважно. Долгая будет ночь.
Больше Барков ничего не сказал. Лучше бы он вообще ничего не говорил! У меня сразу заработало воображение, и я стал представлять, представлять…
Остановился с трудом.
Мы не спали. Не могли спать. Сидели вокруг костра. Я, Груша, Барков и Колючка. Стемнело, говорить не хотелось. Барков держал в руках бластер. Груша сжимала камень, я — нож.
Было совсем тихо, снизу не доносилось ни звука. Груша периодически оглядывалась в сторону могилы. Мне кажется, она боялась, что мертвый поднимется. В темноте все боятся мертвых, даже те, кто верит в электромагнитные волны.
Я чувствовал, что совсем не знаю мир. Видел его всегда с одной стороны и даже не знал, что бывает другая сторона. Оказывается, в нем может быть не все благополучно. Или это другой мир?