В конце восьмидесятых годов демократическое движение в восточном блоке стало бурно отвоевывать политические позиции — в Советском Союзе, Польше, Чехословакии, Венгрии. Единственным исключением была Восточная Германия. Глава правительства и генеральный секретарь компартии ГДР Эрих Хонеккер изо всех сил боролся с любыми реформаторскими стремлениями, и, когда он эту борьбу проиграл, счет, предъявленный историей его стране и ему лично, был намного выше, чем у других бывших его союзников.
Германской Демократической Республике оставалось существовать совсем недолго, и фактический распад ее совпал с празднованием сорокалетнего юбилея страны. Формально ГДР приказала долго жить на год позже, 3 октября 1990 года, когда она превратилась в четыре новых земли в Федеративной Германии.
Хонеккер умер 29 мая 1994 года в Чили от рака печени, в полной изоляции, лишенный какого бы то ни было политического влияния, в добровольном изгнании. Хонеккер был из Саара, сын шахтера из Нёйнкирхена, учился на кровельщика и играл на свирели в духовом оркестре. Когда в 1935 году в Сааре маршировали нацисты, двадцатитрехлетний коммунист был вынужден бежать за границу. Тогда он оказался в Париже. Его последнее путешествие было куда более далеким…
С готовым ответом в руке, в тусклом свете ночника истории, западные историки объясняют падение ГДР гигантской информационной ошибкой, совершенной ее руководителями, неисправимыми старыми коммунистами, ограниченными, неспособными действовать в условиях меняющегося мира. Их духовный отец Карл Маркс счел бы такой исторический вывод идеалистическим, романтизированным и лишенным фактических основ — и был бы совершенно прав, — но, когда знаешь, что произошло потом, это уже неинтересно.
Если верить аналитикам — как известно, историю пишут победители, во всяком случае, ее первую версию, — все началось «с клочка бумаги, вызвавшего лавину» — «Ein kleiner Zettel lost die Lawine aus», как было написано в передовой статье в «Берлинер цайтунг», посвященной пятилетней годовщине падения Берлинской стены. Этот «клочок бумаги» был впервые представлен на пресс-конференции в Берлине, собранной по случаю пленума Центрального комитета Коммунистической партии 9 ноября 1989 года. Рассказывают, что буквально за час до этого Эгон Кренц, преемник Хонеккера, передал записку ответственному за связи политбюро со средствами массовой информации Гюнтеру Шабовски. До этого, однако, произошел целый ряд событий, которые очень пришлись бы по вкусу Карлу Марксу, если б ему пришлось описывать эту историю.
В мае 1989 года венгры начали резать двухсотшестидесятикилометровую колючую проволоку, натянутую по всей австро-венгерской границе. Три десятилетия эта проволока разделяла Европу. После ее исчезновения события развивались стремительно. Полугода хватило на то, чтобы мрачное наследие войны превратилось в малоприятное воспоминание.
Летом 1989 года поток беженцев из ГДР увеличивался в геометрической прогрессии. Тысячи немцев ехали отдыхать в Венгрию, но большинство из них нелегально пересекали границу с Австрией и добирались до Западной Германии, дабы обрести желанную свободу в капиталистическом раю.
19 августа Венгрия, чтобы стравить давление в котле, на несколько часов открыла предохранительный клапан — один из контрольно-пропускных пунктов на австрийской границе. Этим воспользовались шестьсот восточных немцев — они ушли в Австрию и затем в Западную Германию. Потом границу опять закрыли и на несколько дней вернулись к старой практике — отчаянные попытки бегства, стрельба, убитые, в лучшем случае раненые.
25 августа у венгров лопнуло терпение. Премьер-министр заявил, что Венгрия решила дать разрешение всем восточным немцам, выразившим желание покинуть страну. 10 сентября Венгрия объявила свой договор с ГДР недействительным, и за сентябрь десятки тысяч немцев уехали в Западную Германию — через Венгрию. Со стороны Советского Союза возражений не последовало. Весь последний год лидер метрополии Горбачев только и говорил о гласности, перестройке и политических реформах, и в рамках обновляющегося восточного блока поступок Венгрии выглядел как заслуживающая всяческого одобрения инициатива.
Но Венгрия была не единственной отдушиной. В сентябре тысячи немцев устремились в Чехословакию, явились в западногерманское посольство в Праге и попросили политического убежища. В конце сентября все они, для многих неожиданно, получили разрешение на выезд, и в течение суток четыре тысячи беженцев были переправлены в ФРГ, куда они и стремились.
Лавина покатилась. За последние месяцы года полмиллиона восточных немцев, три процента населения, покинули ГДР для новой жизни на западе, в основном молодежь. Молодое поколение оставило свою родину, тем самым лишив ее надежды на будущее.
Клочок бумаги… что же это за клочок? И что же произошло на самом деле на пленуме ЦК компартии 9 ноября 1989 года?
Главный вопрос был совершенно ясен: как навести порядок в ситуации с беженцами? Уже почти месяц обсуждалось предложение Вольфганга Хергера, начальника отдела безопасности при Центральном комитете. Он считал, что надо либо закрыть границы наглухо, либо дать каждому гражданину возможность подать заявку на получение зарубежного паспорта и выездной визы и свободно покинуть страну.
Предложение о новых правилах выезда было роздано членам политбюро в перерыве, между двенадцатью и половиной первого, в четверг, 9 ноября. Предварительно с предложением ознакомились члены Совета министров. Обсуждение началось в половине четвертого. Эгон Кренц зачитал текст предложения, после чего последовала короткая и весьма сумбурная дискуссия. В текст наскоро внесли кое-какие изменения, и предложение было принято.
В половине шестого в кабинет Кренца зашел заведующий отделом информации Шабовски: хотел узнать, не появились ли в последнюю минуту какие-либо уточнения, потому что через полчаса ему предстоит выступать на пресс-конференции для иностранных журналистов, которую будут напрямую транслировать по восточногерманскому телевидению.
Кренц позже говорил, что специально подчеркнул: главной новостью является именно решение о новых правилах выезда из страны. Это новость мирового класса, сенсация. Шабовски утверждал, что Кренц «ничего особо не подчеркивал», просто передал ему пачку бумаг, где все было перемешано, и важное, и неважное, и просто всякая чепуха.
Последняя версия в какой-то степени объясняет странное поведение Шабовски на пресс-конференции. В самом конце ему задали вопрос: не являются ли новые правила выезда, которые уже обсуждались пару дней назад, большой политической ошибкой?
Ответ Шабовски был многословен, не особо вразумителен, но смысл его поразил всех: Центральный комитет якобы только что принял решение, что каждый гражданин ГДР может свободно выезжать из страны. Визовые отделы полиции, сказал он, получили инструкции выдавать зарубежные визы всем желающим, причем на всех пропускных пунктах, включая Берлин. Неплохая новость, особенно если знаешь, что произошло потом.
Майор Манфред Сенс, служивший на пропускном пункте, в этот вечер был в увольнительной. Он сидел в гостиной своей квартиры, расположенной на Штрассбургштрассе, в северном районе Восточного Берлина — Пренцлауер-Берге, и смотрел телевизор, передавали пресс-конференцию с пленума Центрального комитета. И под занавес было сказано нечто такое, отчего, как он сам потом говорил, у него «кофе попал не в то горло». Произошло это именно в тот момент, когда Гюнтер Шабовски рассказывал журналистам о новых правилах выезда.