Впрочем, сказал он это просто так: когда речь шла о настоящей следственной работе, юридические вопросы его не особенно интересовали.
Март 2000 года
Почему Викландер был не таким же хорошим, а почти таким же хорошим полицейским, как его начальник, легендарный Ларс Мартин Юханссон, — вопрос не особенно интересный, поскольку Викландер был хорош сам по себе. Получив в свое распоряжение папки с делом о нераскрытом убийстве Челя Эрикссона, имевшем место 30 ноября 1989 года, он заперся в кабинете, отключил телефон и для надежности включил красную лампочку над дверью.
Потом Викландер приступил к работе, и перед уходом домой он был почти уверен, что догадывается, как было дело… Хотя не сумел бы объяснить, откуда взялась эта уверенность. Особое полицейское чутье, сделал он философское заключение и откинулся в кресле: ему хотелось привести в порядок мысли.
Если не усложнять, решил он, можно не сомневаться, что два из четырех исчезнувших пару лет назад из регистров имен принадлежали ныне почившему телевизионщику Стену Веландеру и убитому Эрикссону. Но кто еще двое?
Он был почти убежден, что одним из этих двоих был биржевой брокер Тишлер. Викландер навел справки: Тишлер был жив и здоров, однако десять лет назад переехал в Люксембург. Проще всего и, по-видимому, вернее всего щедрость Тишлера по отношению к Эрикссону объяснялась их прошлым, которое не стоило ворошить. Если тайное станет явным, Тишлеру падать с куда большей высоты, чем Эрикссону.
Оставался четвертый. Кто он? Или, может быть, она? В политическом терроризме женщин не меньше, чем мужчин, — в отличие, например, от обычной уголовщины, а здесь мы имеем дело именно с политическим терроризмом.
Кто-то из соседей Эрикссона? Маловероятно, если исходить из материалов расследования. Кто-то из сотрудников? Те, кто вел тогда следствие, вполне могли кого-то прозевать, поскольку они не знали, что ищут. В этом нет ничего невозможного. Очень даже возможно. Викландер был хорошим полицейским, поэтому он первым делом ознакомился с образом жизни левых интеллектуальных кругов того поколения, к которому принадлежал и Эрикссон. Польская уборщица? Подошла бы неплохо, неувязка заключалась только в том, что она эмигрировала в Швецию в 1978 году, три года спустя после захвата немецкого посольства.
Что-нибудь да выплывет, решил Викландер и на всякий случай передал список соседей, сотрудников и вообще всех, чьи имена возникали в материалах следствия, своим помощникам — для разработки. К завтрашнему дню они должны были прокрутить их по всем сэповским регистрам политически активных бузотеров и просто политически активных личностей. Таких регистров по закону не должно было существовать, но они все равно были, невзирая на бесконечные «комиссии правды», которые обрушивались на их головы и мешали работать.
И все же больше всего не давал ему покоя такой вопрос: если уж кто-то взял на себя труд чистить архивы два года назад, почему этих двоих вернули в регистры, причем именно в то время, когда была дана установка вычищать как можно больше имен, поскольку пресса устроила настоящую охоту на тайные базы СЭПО? Из каких соображений? И почему не внесли фамилию Тишлера, если принять, что он там поначалу был, как и двое других? Потому что Тишлер был еще жив? Потому что у него имелись какие-то связи в органах безопасности? Вряд ли…
И это тоже выплывет, подумал Викландер, поднялся и повел затекшими от сидения за компьютером плечами. Если он узнает, кто был четвертый, вероятно, прояснится и одна деталь, с его точки зрения, впрочем, не такая уж важная, но наверняка интересующая коллег из стокгольмской полиции: кто убил Челя Эрикссона?
На следующее утро распечатка с результатами поиска лежала у него на столе. Ничего такого, о чем бы он уже сам не догадался, в ней не было. Из всех соседей Эрикссона в регистры СЭПО был занесен только один. Старый, чокнутый на нацизме майор.
Он, правда, жил на одной площадке с Эрикссоном, но сама мысль, что у него были какие-то общие политические интересы с Эрикссоном, Тишлером и Веландером, казалась дикой. К тому же убить Эрикссона он не мог: стокгольмская полиция обеспечила его алиби куда лучшим, чем он заслуживал. В вечер убийства майор принимал участие в праздновании годовщины смерти Карла XII.
Повезло тебе, старый болван, подумал Викландер. Его политические симпатии были весьма далеки от нацистских.
Фамилии коллег Эрикссона по работе в базах тоже удалось обнаружить. Их было даже больше, чем он ожидал, учитывая, что все эти люди работали в Центральном статистическом управлении; ни одна фамилия из пяти не вызвала у Викландера особого интереса. В свое время все они были вполне характерными для шестидесятых леваками, а ныне двое подались в социал-демократы, один — в зеленые, другой — в христианские демократы, а пятый даже стал членом правой либеральной партии. Они теперь жили в другом времени, и, по мнению Викландера, не стоило прятать их имена от глаз проверяльщиков.
Оставалась только уборщица-полька. На нее в СЭПО даже был заведен персональный акт. Не потому, что она была уборщицей, а потому, что была полькой и крутила романы с семью коллегами Викландера из «открытого» сектора, которых, помимо общей любовницы, объединяло то, что их умение хранить личные тайны заметно не дотягивало до положенного уровня. Красивая ты баба, с одобрением подумал Викландер, разглядывая фотографию Иоланты, но не ты мне нужна, решил он и закрыл папку с ее актом.
Он решил подобраться к этому делу с другой стороны. Кто вернул данные на Эрикссона и Веландера в дело о захвате посольства, несмотря на отсутствие всякого интереса к этой давней истории и на то, что оба фигуранта давно умерли?
Перссон — маловероятно, он к тому времени уже не работал. Берга он тоже исключил, хотя вряд ли мог объяснить почему. Просто на Берга это было не похоже. Сначала вычеркнуть, а потом… нет, это не Берг.
Он попросил у Юханссона необходимое в таких случаях разрешение и приступил к обходу.
Долго ходить не пришлось. Третья же дверь принесла ему удачу — это был кабинет комиссара отдела по борьбе с терроризмом.
— Я и вставил, — весело ответил комиссар на вопрос Викландера. — Это я их вписал в акт.
— Могу я присесть? — Викландер глазами показал на стул у письменного стола.
— Само собой. Хочешь кофе?
Полчаса и две чашки кофе спустя Викландер умнее не стал. Он, правда, теперь понял, как это вышло, что два покойника были вписаны в материалы еще не завершенного следствия по одному из самых тяжелых преступлений в шведской уголовной истории. Но умнее я определенно не стал, решил он.
Совет был дан одним из сотрудников военной разведки. Комиссар, разумеется, обратил внимание, что обоих подозреваемых давно нет в живых, но его собеседник сказал, что в этом деле вскоре появятся и другие имена вполне живых и к тому же представляющих интерес для СЭПО людей. Почему комиссар и решил на всякий случай обогатить акт о захвате посольства фамилиями двух мертвецов.