— Почему вы убежали? — наконец спросила она.
— Вы знаете, почему.
— Потому что вы трус? — Она вскинула подбородок.
— Возможно. Но, если бы я остался, Майклу бы это не помогло. Я не знаю, как бы я объяснил свое появление в его квартире. Меня могли принять за взломщика. А вас я совсем не знал.
— Это было нехорошо.
— Знаете, Майкл предложил, чтобы я тоже сделал кое-что нехорошее. И мне почему-то кажется, что сам он в прошлом не был ангелом.
— Возможно, но он больше никогда не откроет глаза.
— Я это знаю. Говорил с кем-то из персонала больницы.
— Вы там побывали? — спросила она.
— Воспользовался телефоном. Сходить туда я не решился. И я не уверен, следует ли вам делать это. Сейчас я очень во многом не уверен.
— Может, вам лучше бежать, и подальше. Трус!
Я вздохнул.
— Послушайте, этим утром ко мне приходила полиция.
Ее глаза превратились в щелочки. Я понял, что слушает она внимательно.
— Они спрашивали о Майкле. Им известно, что мы встречались. Они сказали, что выяснили это, заглянув в его компьютер, но я не знаю, можно ли им верить.
— Как еще они могли узнать?
— Вот об этом я хочу спросить у вас.
— Ха! — она вскинула руки. — Вы думаете, это я? Вы думаете, я тоже трусиха?
— Я думаю, что вы расстроены. В шоке. Вы, возможно, даже не знали, что говорили.
— Я ничего им не сказала.
— Я не говорю, что сказали намеренно. Возможно, вы этого даже и не помните. Когда человек в шоке, такое случается. Вы могли сказать им о моей встрече с Майклом. Может, только это. Может, до остального они додумались сами.
— Вы думаете, я — дура? Я ничего им не сказала.
— Хорошо, — я кивнул. — Но они все равно знали. Они не знали, насколько это важно, но все-таки сочли необходимым прийти и поговорить со мной.
— Что вы им сказали?
— Что мы никогда не встречались.
— И они вам поверили?
— Не уверен. Вы сказали полиции о двоих мужчинах, с которыми ужинал Майкл?
Она уставилась в пол.
— Разумеется.
— Вы их знаете?
— Нет. Я их описала.
— Полиции известно, кто они?
Марике пожала плечами.
— Сомневаюсь. Они хотели знать, встречался ли Майкл с ними раньше.
— И?
— Я ответила, что не знаю. Это правда. — Она посмотрела на меня, глаза ее широко раскрылись. — Я никогда не встречалась с друзьями Майкла.
— Те еще друзья.
— Он называл их именно так.
— А насчет обезьян? — спросил я. — Вы рассказали полиции о статуэтках?
Она покачала головой.
— А что вы о них знаете? Сколько они стоят?
— Сами они ничего не стоят.
— Вы уверены? Когда в тот вечер я показал вам одну… ваши глаза.
— Что?
— Они широко раскрылись. Словно в руке у меня было что-то красивое и сверкающее.
Ее губы изогнулись в улыбке, словно Марике собралась рассмеяться. Но она сдержалась, опустила подбородок на скрещенные пальцы.
— Раньше я такую не видела, — призналась Марике. — Ту, что закрывает глаза, видела. Остальные — нет.
— Что они означают, Марике, для вас и для Майкла?
— Они при вас? — спросила она, не отрывая от меня взгляда.
— Нет.
— А где они?
— В безопасном месте.
— Покажите мне их.
— Пока не покажу. Я не знаю, во что впутался. Они — моя защита.
— Деньги вы получите, — холодно отчеканила она.
— Возможно. Но сейчас я хотел бы получить кое-какие ответы. Почему бы вам не рассказать мне о втором воре? Вам о нем известно?
Лицо Марике превратилось в вопросительный знак: рот превратился в точку, брови изогнулись дугами.
— Значит, неизвестно. Я склонен вам верить. Был второй человек, Марике. Он вломился в квартиру в Йордане, когда я там находился. Искал то же, что и я.
— Я ничего не знаю об этом втором человеке, — ответила она.
— Я думаю, его нанял Майкл. Я думаю, ему потребовался дублер после того, как я отказался.
— Но зачем?
— Потому что он хотел заполучить обезьян именно в тот вечер. Тут двух мнений быть не может. Меня это насторожило, но, как выяснилось, он не ставил передо мной непосильной задачи.
Марике опустила ноги на пол, встала, подошла к окну. Обхватила себя руками, уставилась на свое едва заметное отражение в стекле. Я наблюдал за нею. Эти веснушки на шее. Эти маленькие пятнышки. Они так и звали к себе.
— Он хотел только вас. Никого больше. Вас ему рекомендовали. Кто-то в Париже. Друг.
— Такого быть не может, — возразил я. — Я знаю одного человека в Париже, но он бы мне об этом сказал.
— Не сказал бы, если Майкл попросил не говорить.
— Сказал бы. Даже в этом случае.
— Вы так думаете?
— Этот человек дает мне работу и так зарабатывает на жизнь. Но, чтобы работать на него, я должен ему доверять. Он это знает.
Она повела плечами.
— Возможно, и Майкл должен был ему доверять.
— Вероятно, мы говорим о разном доверии.
— Мы говорим об одном и том же. — Она повернулась ко мне.
— Нет, — настаивал я. — Вы не понимаете. Человек, о котором говорю я, — скупщик краденого.
— Да?
Я смотрел на нее, ожидая, пока смысл моих слов отложится в ее тупой голове. Похоже, не отложился. Зато я начал понимать, что к чему.
— Марике, а чем Майкл зарабатывал на жизнь?
— Ты не знаешь?
Я покачал головой.
— Он такой же, как ты, Чарли.
— Такой же, как я?
— Да, да. Ты ведь вор, правильно?
Я сидел за столом, сцепив пальцы за шеей, и пытался разрешить проблему, с которой столкнулся.
Убийцей был Николсон. Я знал об этом с самого начала книги и знал, как доказать его вину. Ключ к разгадке таился в портфеле: кисть правой руки жертвы — дворецкого Артура. Мой герой Фолкс обо всем догадался: как Николсон хотел убить Артура, чтобы проникнуть в дом и забрать фотографию, которой его шантажировали, как он создал себе алиби, убедив жену, что провел ночь в своем кабинете, тогда как на самом деле поймал такси, хитростью проник в квартиру Артура, задушил дворецкого, отрезал правую кисть, положил в портфель, найденный в квартире Артура, и воспользовался ключами Артура, чтобы проникнуть в особняк, а кистью покойного — чтобы открыть сейф, приложив пальцы к сканирующей пластине замка. Но одного я не заметил (пока Виктория не ткнула меня носом): Фолкс в качестве доказательства вины находит в кабинете Николсона портфель с отрезанной кистью, и Николсон ломается и во всем сознается, но я не объяснил, каким образом этот портфель попадает из хранилища вещественных доказательств в полицейском участке в дом Николсона.