Мне пришлось объяснить, что теперь я смогу угадывать его настроение только по выражению лица, жестам и взгляду скрытных, неуловимо жестоких карих глаз.

Разумеется, внешне он стал еще прекраснее.

Покончив с разъяснениями, я отвел его в свой тайный склеп – в золоченую комнату с двумя каменными саркофагами – и показал, где следует спать днем.

Он не испугался. Воистину ничто не внушало ему страха.

– Что стало с твоими грезами, Амадео? – спросил я, сжимая его в объятиях. – Что стало с монахами и далеким стеклянным городом?

– Мастер, я достиг рая, – отвечал он. – Вся краса Венеции была лишь прелюдией Темного Ритуала.

И тогда я в тысячный, наверное, раз подарил ему Поцелуй Крови. Он принял ласку и с улыбкой отстранился.

– Совсем по-другому.

– Сладко или горько? – спросил я.

– Сладко как никогда, ведь ты исполнил все желания моей души. И больше не тянешь меня за собой на кровавой ниточке.

– Амадео, любимый, – прошептал я, крепче прижимая его к себе.

Мне казалось, все тяжелые минувшие века я провел в ожидании именно этой минуты. Мне вспомнились осколки былого, обрывки мечтаний и снов. Только Амадео настоящий! И Амадео со мной!

И мы легли спать – каждый в своем саркофаге. Закрывая глаза, я боялся только одного: что блаженство не продлится долго.

Глава 22

Несколько следующих месяцев пролетели в наслаждении свободой и удовольствиями, о которых я прежде и не помышлял. Амадео стал великолепным спутником и учеником, а я нежно, но настойчиво заставлял его усваивать все необходимые знания: с одной стороны, право и государственное устройство, историю и философию, а с другой – секреты вампирского существования. Последние он воспринимал с радостным энтузиазмом, превосходившим все ожидания.

Я думал, что он по молодости захочет попробовать невинной крови. Однако, после того как я объяснил, что чувство вины разъедает сердце, он, к моему удивлению и радости, неизменно охотился только на преступников, не омрачая свою душу.

Он с удовольствием выслушивал мои указания относительно поведения в обществе смертных, и вскоре был готов вновь встретиться со своими прежними друзьями. Он мастерски обманывал мальчиков, а те чувствовали, что Амадео изменился, но не знали и не могли знать, в чем именно, и не осмеливались спросить, дабы не обнаружить своих сомнений и тем не нарушить мир, неизменно царивший в нашем дивном доме.

Даже Риккардо, старший из подмастерьев, ни о чем не подозревал: он считал Мастера великим магом, который с помощью волшебства спас жизнь всеми любимому Амадео.

Но впереди нас ожидала встреча с прекрасной Бьянкой, которую мы не видели с ночи, когда заболел Амадео, и я понимал, что моему ученику предстоит серьезнейшая проверка.

Что она подумает о неправдоподобно быстром выздоровлении Амадео после стычки с лордом Гарлеком? Что придет ей в голову при виде его светящейся кожи и мерцающих волос? А что решит он, заглянув ей в глаза?

Для меня не было секретом, что Амадео обожал Бьянку и дорожил ею не меньше, чем я. Мы должны были с ней повидаться. Мы и так слишком долго откладывали.

И вот наконец в один прекрасный вечер мы, поохотившись, чтобы наши тела казались теплее, отправились к ней с визитом.

Едва мы подошли к дому Бьянки, я заметил, что Амадео расстроен. Как выяснилось, ему очень хотелось рассказать ей обо всем, что произошло, но он знал, что это невозможно, и потому переживал. Только тогда я осознал, как сложно ему таиться и как он молод и даже слаб, невзирая на всю свою вампирскую мощь.

Оказалось, что состояние души Амадео – куда более важный повод для волнений, чем подозрения Бьянки, ибо она выразила только радость по поводу его выздоровления.

Вместе они казались братом и сестрой, и, вспомнив о вырванной у него клятве, я пожалел, что не могу отвести его в сторону и напомнить о ней. Но мы стояли в гостиной среди других гостей, вокруг играла музыка и лилась беседа.

– Пройдемте в спальню, – предложила она. Ее очаровательное овальное личико сияло от счастья. – Я так рада вас видеть. Почему вы не пришли раньше? Конечно, вся Венеция уже знает, что Амадео здоров, а лорд Гарлек вернулся домой. Раз уж вы не могли прийти, то хотя бы написали!

Я рассыпался в извинениях, объявив, что всему виной моя рассеянность. Действительно, следовало прислать письмо. Но меня так ослепила любовь к Амадео, что я больше ни о чем не мог думать.

– Я прощаю тебя, Мариус, – благосклонно произнесла Бьянка. – Тебе я бы простила все на свете. Посмотри на Амадео! Он выглядит даже лучше, чем раньше.

Я благодарно принял ее поцелуй, но заметил, что Амадео мучается, когда она обнимает его и сжимает его руку. Ему слишком тяжело смириться с разделяющей их пропастью, но выбора нет. Поэтому я не спешил уходить.

– А как дела у вас, прелестная сиделка, сохранившая Амадео жизнь до моего прихода? – спросил я. – А у ваших родственников? Вы счастливы, надеюсь?

Она мелодично рассмеялась.

– Ах да, мои родственники! Кое-кого из них постиг печальный конец. Насколько я понимаю, Великий Совет считает, что их убили оскорбленные должники. Не стоило моим родственникам являться со своими замыслами в Венецию. Но все знают, что я ни при чем. Так мне сказали члены Великого Совета. Вы не поверите, но я даже разбогатела.

Конечно, я заметил, что должники ее злосчастных родичей после убийства одарили ее щедрыми подношениями.

– Я счастливая женщина, – тихо проговорила Бьянка, пристально глядя на меня. – И совершенно изменилась. Ведь я впервые познала, что такое истинная свобода.

Она окинула нас с Амадео жадным взглядом. Я чувствовал, как от нее исходит желание, и понимал, что ей хочется более близкого знакомства. Она подошла ко мне, обвила руками и поцеловала.

Я поспешно отстранился, но добился лишь того, что она обняла Амадео и поцеловала в щеки и в губы.

А потом указала на постель.

– Вся Венеция расспрашивает о моем маге и его ученике, – сердечно сказала Бьянка. – А они приходят ко мне, ко мне одной!

Я позволил ей прочесть в моих глазах, что люблю ее, что перейду все границы, если она тотчас не примет меры, и сел на кровать.

Прежде я никогда не позволял себе подобных вольностей. Но сейчас Бьянка не скрывала своих желаний. Мы слепили ей глаза. Мы стали ее кумирами.

В платье из блестящего шелка она выглядела пленительно.