Всем понравилась его идея. Стирлинг и Роуан тоже предложили Италию. Я вынужден был признать, что мысль хорошая. Такая поездка и тетушку Куин ненадолго успокоит, да и Моне придется ждать недолго, а она поклялась, что очень хочет услышать о всех моих приключениях, когда я вернусь.
Тем временем за мной приехал Клем, и, хотя разговор шел очень оживленный, Майкл как раз рассказывал о собственной поездке в Италию, я понял, что пора прощаться.
Кроме того, я быстро пьянел.
На крыльце я обнял Мону, поклявшись позвонить ей на следующий день и уточнить время, когда она позволит мне навестить ее в больнице.
"Да я целую жизнь там провожу, мой обалденно красивый мальчик, – сказала она. – Выбирай любое время".
"А когда тебе становится особенно тошно?"
"В четыре часа. К этому времени я так устаю, что начинаю плакать".
"Тогда я приеду к двум и останусь столько, сколько ты позволишь".
"Значит, до шести, – сказала она. – Мы тогда поужинаем в "Гранд-Люминьер"".
"Потом ты меня можешь прогнать или терпеть дальше, как пожелаешь. Я буду весь день свободен как птица".
"Ты и вправду любишь меня?"
"Страстно и неугасимо".
Наши прощальные поцелуи были долгими и пьяняще сладостными.
Когда Майкл Карри провожал меня до ворот, которые все-таки открывались ключом, я рассказал ему о таинственном незнакомце, грозившем мне всякими бедами из-за спора по поводу кое-какой недвижимости. Особо подчеркнул, как он угрожал Моне, хвастаясь, что знает и ее имя, и где она живет. К сожалению, моя скороговорка умаляла важность слов, но я старался, как мог.
"Мы по всему дому расставили охрану, – говорил я. – Одного вы сами видели в тот вечер, когда приезжали. Понимаю, это было для вас неприятно, и я прошу за это прощения. Охранники дежурят и на парадном, и на заднем крыльце, но этот тип все же умудрился вчера вечером подкрасться ко мне незаметно, пробираясь вдоль дома. Вот тогда он мне и пригрозил. Откуда он узнал все, что ему известно, понятия не имею. Скорее всего, он читает чужие мысли. Лучшего объяснения я не нахожу".
"Я буду держать ухо востро, не беспокойся, – сказал Майкл. Казалось, он серьезно отнесся к моему рассказу. – Ты тоже не забывай о бдительности".
"Однажды Гоблин с ним уже разобрался, – сказал я. – Вероятно, смог бы окоротить его и второй раз, но, услышав угрозу Моне, я придержал Гоблина", – пояснил я.
"Я присмотрю за ней, – ответил Майкл. – Не переживай за свою красавицу".
Он обнял меня, крепко прижал к себе и расцеловал по-европейски, в обе щеки.
"Ты хороший парень, Квинн", – сказал он.
"Спасибо, Майкл, – ответил я. – Я действительно ее боготворю".
Как только мы с Гоблином забрались на заднее сиденье лимузина, я ударился в слезы.
Мы ехали все дальше, а я никак не мог перестать плакать. Когда мы пересекали темные воды озера Поншатрен, Гоблин обнял меня и тихо произнес, совсем как Ариэль из шекспировской "Бури":
"Я очень тебе сочувствую, Квинн. Будь я одним из вас, я бы тоже поплакал".
Тетушка Куин давно не устраивала пышных приемов в своей спальне или будуаре, как мы называли ее комнату в таких случаях, но, когда я вошел в дом, Жасмин в своем изумительном наряде – облегающее черное платье для коктейлей и убийственные шпильки – объявила, что сегодня особый случай.
Тетушка развлекала Нэша, что было естественно, так как эти двое сошлись на короткой ноге, а еще у нее там сидел какой-то визитер, который прибыл с подарками – потрясающими камеями, каких тетушка Куин в жизни не видела. Обо всем об этом Жасмин сообщила мне чуть насмешливо, закатив глаза и слегка вздернув брови.
"Целиком вырезаны из драгоценных камней", – добавила она.
Меня торжественно попросили подняться наверх, привести себя в порядок, надеть лучший итальянский костюм с английской рубашкой ручной работы, туфли Черч и спуститься вниз, чтобы познакомиться с дарителем потрясающих подарков. Так как я уже был принаряжен, выполнить просьбу не составило большого труда.
Что касается светской жизни, то я обрадовался возможности отвлечься. Выпитое спиртное успело улетучиться, оставив меня наэлектризованным любовью и беспокойством за Мону. Так что все равно мне не удалось бы заснуть. Ночь представлялась мне врагом, перепуганный Гоблин наверняка слонялся где-то поблизости, а мне хотелось огней и приятной беседы в комнате тетушки Куин.
"Давай, Гоблин, – сказал я, – сделаем это вместе. В последнее время мы с тобой отдалились, сам знаешь. Идем со мной".
"Там зло, Квинн", – ответил он с печальным выражением лица, что меня удивило. Зло в тетушкиной комнате? Гоблин был одет точно как я, вплоть до сшитого руками воротничка и лакированных ботинок. Мы вместе спустились по лестнице. Он взял правой рукой мою левую, слегка ее пожал, а затем мягко коснулся губами моей щеки.
"Я люблю тебя, Квинн", – произнес он.
"Я тоже тебя люблю, Гоблин", – ответил я.
Все это было очень неожиданно, как и приглашение зайти к тетушке Куин. Но я надеялся, что ночь продолжит одаривать меня чудесами. Я надеялся не сломиться от внезапной мысли, что Мона серьезно больна и, возможно, ей не удастся вылечиться, что именно это она и ее семья пытались внушить мне во время оживленного обеда, и тот приступ пессимизма у Роуан Мэйфейр явно доказывал, что так оно и было.
Как там выразилась Мона? "Мигнуть и погаснуть, как перегоревшая лампочка?"
А в ярко освещенном особняке Блэквудов царило веселье. Компания гостей собралась у рояля в большой гостиной, а вторая группа, поменьше, играла в карты в столовой.
Я прошел мимо постояльцев с веселой улыбкой и, поприветствовав их, направился в заднюю половину дома, где дверь в спальню была приоткрыта. Я медленно ее толкнул, чтобы заявить о своем приходе оживленной компании, собравшейся внутри.
Они сидели кругом, по обе стороны от хозяйки, тетушки Куин, облаченной в одно из своих бесценных белых неглиже, отороченном перьями, с широкой белой лентой и великолепной камеей на открытой шее. Как всегда, тетушка демонстрировала высокие каблуки. Напротив нее сидел Нэш, одетый по-праздничному. При моем появлении он поднялся, словно я заслуживал подобной почести, когда на самом деле это было не так.